Бал жертв

— Я пытал отца, но он не легко поддается… А было бы смешно привлечь его на мою сторону. Аристократы-то были бы сильнее, если бы у них были таких два человека, как мы. А! Разбойник Солероль, ты насказал мне глупостей, ты бросил мне в голову бутылку — я это учту! Да, если бы отец Брюле был со мною — вот славный человек! Но, — вдруг сказал Заяц, — если бы отец Брюле был со мною, надо было бы с ним делиться… Да еще, может быть, он взял бы себе большую долю. Притом он и начальник бригады — все равно, что голова и шляпа… Я и то, может быть, уже сказал слишком много.

Заяц ускорил шаги, ружье он повесил через плечо, а обеими руками щупал в карманах свертки золота Ланж.

— А! Если бы отец Брюле мог подозревать, что у меня есть такие славные желтушки, — бормотал он, — но их надо припрятать!

Заяц углубился в лес по дороге к Раводьеру. Ферма сгорела, как известно, но один корпус здания можно было спасти, и фермерша Брюле с сыном Сюльписом захотели остаться там.

— Куда же я положу мои деньги? — спрашивал себя Заяц.

Он исчислял в голове все таинственные места, известные ему в долине и в лесу. Наконец через полчаса ходьбы, приметив черноватые развалины Раводьера, он придумал.

— Теперь, когда папаша распустил шайку поджигателей, он уже не пойдет больше в Лисью нору.

Вместо того чтобы пройти к ферме, он воротился в лес, проскользнул в густую чащу, окружавшую убежище поджигателей, раздвинул заросли и отодвинул камень. Под этим камнем лежали кремень, огниво и серные факела. Заяц взял все это и проскользнул в Лисью нору. Только когда он вышел из узкого прохода в более обширное пространство, где мы видели когда-то сообщников Головни, зажег он факел и воткнул его в землю. После чего, взяв нож, вырыл в земле яму, потом вынул свертки с золотом и развернул их — красноватый отблеск факела лизнул желтый металл.

— Красиво! — пробормотал Заяц.

Он подбрасывал золотые монеты, наслаждаясь их звуком. Но вдруг он вздрогнул, поднял голову и вскрикнул: он был уже не один в Лисьей норе, возле него стоял человек и так же, как он, считал золото. Это был Брюле. Фермер усмехнулся и кивнул:

— Дели надвое, сынок!

Но, странное дело, Брюле был без оружия. Заяц бросился к своему ружью и холодно сказал отцу:

— Еще шаг, и я пристрелю вас, как кролика!

Мальчишка прицелился, готовясь спустить курок.

XLIII

Глаза Зайца были холодны, движения резки, тон голоса суров, и Брюле счел благоразумным остановиться. Он оставался в трех шагах от ружья, угрожавшего ему.

— Отец, — спокойно сказал Заяц, — вы человек здравомыслящий. Это большая глупость — следить за мной.

Самоуверенность и безграничная власть, которую фермер захватил в своей семье, были так сильны, что Брюле с вызовом закричал:

— Негодяй! Ты осмелишься выстрелить в твоего отца?

— Может статься! — отвечал мальчик.

— Ты, верно, собрался идти на эшафот?

— Вы сами указали мне туда дорогу.

Эти слова вырвали у Брюле крик бешенства. Заяц пожал плечами.

— Не сердитесь, папаша, — сказал он, — и поговорим, как старые друзья.

— А! Так ты сдаешься?!

Заяц расхохотался.

— Нет, — возразил он, — но я советую вам не горячиться. Это никогда не приносит пользы перед заряженным ружьем.

— Ах ты мерзавец! Да ведь я твой отец!

— Знаю, ведь вы порядочно колотили меня в детстве.

— Негодяй!

— И всегда брали меня в сообщники. Разве не я поджигал Френгаль и Раводьер и выстрелил в Жакомэ-дровосека?.. И мало ли еще что.

— Чего же ты хочешь от меня? — спросил Брюле. — Чтоб я ушел?

— Нет.

— Чего же?

— Хочу поговорить с вами.

— О чем?

— Да вот об этих хорошеньких желтушках.

— Мы их разделим?

— Как бы не так!

— Почему ты не хочешь поделиться со мной?

— Потому что это было бы несправедливо, ведь я трудился один.

— Разве ты убил эту даму? — хладнокровно спросил Брюле.

— Нет.

— Стало быть, ты обокрал ее?

— Нет.

— Откуда же ты достал это золото?

— Она сама мне дала.

Брюле был догадлив и прямо сказал сыну:

— Ты изменил генералу.

— На моем месте и вы сделали бы то же.

— Ах, злодей! Ах, разбойник!

— Не ругайтесь, папаша, — проговорил Заяц, все держа руку на курке ружья, — вы наделаете глупостей.

Брюле продолжал стоять поодаль, но принял добродушный вид и сказал:

— Впрочем, твои дела до меня не касаются. Дай мне половину этих денег, и я не скажу ничего.

— Это смешно! Как мы далеки от разумного сведения счетов, папаша!

— В самом деле?

— Во-первых, я оставлю при себе то, что мое.

— Когда так, я все скажу Солеролю.

— Вы ничего ему не скажете, папаша.

— Почему так?

— Потому что вы не выйдете отсюда.

Брюле почувствовал легкий трепет.

— Видите ли, — продолжал Заяц, — когда отец и сын совершают вместе преступления, они не что иное, как просто сообщники.

— Пусть так, — сказал Брюле со вздохом бессильного гнева.

— А когда сообщники не согласны… Вы ведь знаете, что бывает?..

— Итак, если мы не договоримся, ты осмелишься…

— Эта Лисья нора мало кому известна. Наши приятели разошлись, им нечего здесь делать. Если я вас оставлю здесь, сюда не придут вас хоронить.

Брюле скорчил гримасу. Заяц прибавил:

— Глупо было с вашей стороны, папаша, выйти без ружья.

— Это правда.