Баламутки

– Пусть сегодня пасмурно, зато не жарко. И снимать в такую погоду лучше всего, нет резких теней.

Он чуть прищурился, словно кот на уютном подоконнике, а потом сделал глоток кофе. Я поспешно отвела взгляд и тоже отхлебнула из своего стакана. Вкус напитка был необычным, в нем отчетливо ощущались нотки кокосового молока. А еще в кофе плавали какие-то кусочки, наверное, кокосовая мякоть.

– Вкусно, – одобрила я словно про себя.

– Рад, что тебе нравится, – так же тихо отозвался Никита.

Наши взгляды на секунду встретились, и, конечно же, я подавилась. Видимо, той самой кокосовой стружкой. На меня напал такой жуткий кашель, что в пору было эвакуировать всех в радиусе двухсот метров. Впрочем, большинство сами разбежались, решив, что я – носитель какого-нибудь нового штамма свиного гриппа.

Кажется, я сейчас умру, – подумала я, отставляя кофе в сторону. Проклятая крошка словно прилипла к стенке моей трахеи и не хотела выкашливаться.

Никита стащил меня со скамьи и, обхватив сзади руками, резко вдавил кулак в мое солнечное сплетение. Мне сразу стало легче. Но только поначалу. Потом восстановившееся дыхание сразу же снова сбилось, потому что Никита и не думал меня отпускать.

– Сработал? – спросил он, почти прижимая свои губы к моему уху.

Я нервно сглотнула:

– Что?

– Прием Геймлиха.

– Не знаю, – я еще пару раз кашлянула, и ощутила, что краснею.

Эти объятья… Мое тело в них словно плавится.

Никита тут же убрал руки и сделал шаг назад, а потом пробормотал извиняющимся тоном:

– Мой Сема постоянно чем-то давится, потому я в свое время отточил технику первой помощи.

– Спасибо, – кивнула я, подумывая о том, что не прочь еще раз подавиться, только бы ощутить у себя под грудью его теплые ладони.

Никита словно бы прочел мои мысли и слегка усмехнулся. Черт! Надо срочно взять себя в руки и прекратить думать всякую ерунду.

– Как тебе Лазаревское? – спросила я, делая очередной глоток кофе.

– А тебе? – он явно не собирался облегчать мою жизнь светской беседой.

– Мне здесь многое нравится.

– Например?

– Например, деревья, растущие посреди кафешек. Или, как тут сушат белье, растягивая кучу веревок от дома к дому. А еще мне нравятся всякие лианы, оплетающие заборы. Мох. Маленькие гранаты на веточках. Мушмула…

Он так посмотрел на меня, что я осеклась. Внутри все будто накалилось, будто расцветилось розовым и золотым.

– Что? – спросила я, чуть погодя.

– Ничего. Просто смотрю.

– Зачем?

– Ты вся светишься, когда говоришь.

Я опять слегка смутилась:

– Просто мне нравится Лазаревское. Тут еще и люди встречаются очень необычные.

– Это точно. Необычные, – он снова так на меня посмотрел, что сердце на пару секунд бухнулось в короткий обморок.

Я сделала еще один глоток кофе, а потом очередной раз попыталась изобразить светскую беспечность:

– А тебе-то здесь нравится?

– Очень, – кивнул он. – Я приехал сюда только ради детей, превозмогая огромное внутреннее сопротивление. Но теперь я счастлив, что пересилил себя. По крайней мере, теперь мне будет, что вспомнить холодными зимними днями. По дороге на работу.

– А ты пробовал хачапури на углях? – совершенно невпопад спросила я.

Он слегка удивился:

– Нет.

– Попробуй! – многозначительно буркнула я и для пущей убедительности пошевелила бровями.

В этот момент из дверей зоопарка появились наши дети. Шли они как-то странно: очень быстро и скованно. А еще постоянно озирались.

Никита моментально поднялся на ноги:

– Что-то случилось?

– Нет, – нервно захихикал Сема. – С чего ты взял?

– Почему так быстро?

– А на что там смотреть? – нахохлился Коля. – На три с половиной клетки с хомяками?

– Ну вам хоть понравилось? – спросила я, ощущая, как в душе поднимается дурное предчувствие.

Танька посмотрела на меня с заметной опаской:

– Понравилось. Очень. А теперь давайте пойдем отсюда поскорей.

– Куда?

– Может, в парк? – предложил Сема, с какой-то совершенно ненатуральной улыбкой.

– Хорошо, пойдемте в парк! – покачал головой Никита.

Впрочем, мы и были уже на краю парка, метрах в пятидесяти от колеса обозрения. Никита взял меня под руку, а дети засеменили впереди колонной. Я шла, не чувствуя под собой земли. Голос разума твердил, что все, что у меня может быть с Орловым, это только вот эта прогулка, но сердце щемило от счастья. Честное слово, так хорошо мне не было, даже когда я прошла экзамен на крупнейший фотосток!

Дети неслись как угорелые, и мы с трудом за ними поспевали. Но потом мы углубились в ту часть парка, что еще не пала под наплывом всяких развлекушек и кафе, и наша бодрая троица наконец сбавила шаг.

– Катя, а тебе говорили, что ты очень… очень… – Никита все никак не мог подобрать нужное слово, даже переносицу слегка наморщил от напряжения.

– Красивая? – чисто рефлекторно попыталась подсказать я.

– Нет, – замотал головой Никита, а потом ему наконец удалось вспомнить правильное прилагательное. – Уютная.

Внутри у меня все упало. Нет, я, конечно, не девушка с обложки. Но вполне симпатичная. Вот только, видимо, совсем не во вкусе Орлова.

Он заметил мое огорчение и даже остановился:

– Что случилось?

Я поспешно отвернулась:

– Ничего.