Балаустион

– Что вы с ним сделали, псы? – Лих, убравший было лезвие от шеи Ификрата, снова прижал нож к горлу пленника. Его рука тряслась.

– О, клянусь богами, он жив-здоров, – примиряюще поднял руку Полиад. – Ну, если честно, то не совсем здоров, но жизни его ничего – пока – не угрожает. Сейчас он чувствует себя не лучшим образом и, к сожалению, неспособен кому-то сообщить о вашей беде, ребятишки. Так что на подмогу не рассчитывайте и мыслите позитивно. Ваши полчаса пройдут быстро. Примите правильное решение – или умрите, сдерживать доблестного гиппагрета дольше я, увы, не смогу.

Взметнув крыльями белого плаща, Полиад отошел в тень. Циклоп сплюнул сквозь зубы, и даже не поглядев в сторону дома, последовал за ним.

В наступившей тишине эврипонтиды обменялись тяжелыми взглядами. Было страшно.

– Почему я должен верить тому, что ты рассказал? – кустистые брови эфора гневно сошлись к переносице, темные складки вокруг рта стали еще глубже. – Все это больше похоже на сюжет балаганной трагедии, чем на правду.

– И тем не менее это правда, клянусь всеми богами, господин эфор, – Аркесил заплакал бы, если бы не был воспитанником агелы. Он почти физически ощущал, как стремительно утекает время – и вероятность снова увидеть друзей живыми. – Господин эфор, прошу тебя только об одном – нужно, чтобы о происходящем сообщили полемарху Брахиллу.

– Еще чего! – поджал губы Фебид. – Чтобы я своими руками способствовал гражданской распре, содействовал схватке между спартанцами? Не бывать тому! Боги – до чего довела нас ненависть между двумя правящими домами! Порой мне кажется, что римляне правы, когда говорят, что греки без их патроната перебили бы друг друга в междоусобных стычках. Позор и несчастье!

– Но если то, что сообщил нам олимпионик Аркесил – правда… – мягко начал Леонид, пристально глядя на эфора.

– …то нужно это остановить, – кивнул тот. – Ты абсолютно прав, мой молодой друг – есть только один способ узнать, правда ли то, что мы сейчас услышали. И я немедленно отправлюсь к дому лафиропола Эпименида, чтобы лично разобраться в происходящем.

– Ты, отец? – нахмурился Исад. – Но это может быть опасным…

– Опасным? – удивился Фебид. – Нет, сын, что бы я ни говорил о моральном разложении спартанцев, они еще не настолько обезумели, чтобы поднять оружие на эфора.

– Тем более, если рядом с господином эфором будешь ты, приводящий разбойников в ужас одним своим видом, – с улыбкой произнес Леонид.

– Да, я хочу, чтобы ты сопровождал меня, сын, – согласился эфор.

Молодой номарг кивнул, без особого, впрочем, энтузиазма. Он предвидел многие неприятности, в которые его отец-идеалист просто не желал верить.

Аркесил сидел, мучительно соображая, сообщить ли им о том, что дом Эпименида вместе с «белыми плащами» окружили номарги? И, может быть, надежда на доблесть Исада неоправдана, когда речь идет о его товарищах по отряду Трехсот? И что, если его сообщение заставит их засомневаться, передумать, отказаться от вмешательства? Теперь, когда предупредить полемарха Брахилла оказалось невозможно, только вмешательство Фебида могло, как искренне надеялся олимпионик, предотвратить – или остановить – кровавую резню, ожидавшую попавших в западню эврипонтидов. Нет уж, лучше придержать язык, и пусть эфор остановит номаргов – у него должно хватить для этого и духа и веса. Аркесил и сам отправился бы с ним, несмотря на телесные повреждения, но он обязан сделать еще кое-что…

– Теперь я должен покинуть твой гостеприимный дом, господин эфор, – выдохнул он. – Прошу разрешить мне уйти – Пирр Эврипонтид ждет вести.

– Куда ты собрался – раненый, совсем без сил? – в удивлении поднял большие брови Леонид, а эфор только покачал седой головой.

– Я должен и я пойду, – Аркесил, упершись рукой в стол, тяжело поднялся, неуклюже задев культей скамью. Во рту ощущался противный вкус крови. – Могу я просить посадить меня на коня?

– Несчастный упрямец, – покачал головой Леонид. – Ты не проедешь и квартала. Останься, я лично отвезу Пирру Эврипонтиду твою весть.

Аркесил открыл рот, чтобы возразить, настоять на своем, когда из него внезапно словно вынули стержень – голова сделалась страшно тяжелой, а шея – ужасно слабой, сухой язык прилип к небу, огни светильников поблекли. «Что, во имя богов, происходит?» – хотел воскликнуть олимпионик, но вместо этого тяжело, словно куль с крупой, повалился набок…

– Потерял сознание, – констатировал Исад, оттянув ему веко.

– Ксенопол, пусть нашего гостя вымоют, перевяжут и уложат в кровать, – велел эфор появившемуся на зов управляющему. – Да, и пошли кого-нибудь к воротам, я заберу Прокла с собой.

– Ты покидаешь дом в такое время, господин? – обеспокоено произнес Ксенопол. – Быть может, поднять охранников?

– Не нужно, сын идет со мной, – Фебид поднял свое массивное тело со стула и взял в руку жезл. Приняв из рук раба серый с пурпуром плащ, эфор накинул его на плечи. – Идемте, молодые люди. Дело, если верить этому молодому человеку, не терпит задержки. Похоже на то, что закон снова нуждается в том, чтобы его защитили.