Балерина

— Ты давно уже не в семье и живешь сама по себе! — Тут он неожиданно замолчал и смутился, по-видимому, ожидая оправданий или извинений со стороны жены, чтобы поверить, что это не так. А вдруг они — все еще семья? Он смотрел с ожиданием и волнением на холодное и прекрасное лицо своей жены, которое не выражало ничего, кроме презрения.

— Вот и чудесно! — Алла встала с кресла. — Ты сам мне заявил, что мы — не семья. Я согласна! С этой минуты это — так!

Даниэль, не ожидавший такого поворота, подошел к ней близко и взял ее за руку:

— Шери!.. Прости, Алла… Нам надо серьезно поговорить…У меня есть на это все основания… — Он не мигая смотрел ей в глаза и часто задышал, как бывает при боли в сердце.

— О че-е-ем?! Господи, о че-е-ем ты собираешься со мной говорить?! — Аллочка удивилась себе, что умеет кричать, и замолчала.

Она смотрела на расстроенного Даниэля и вдруг ей стало жалко мужа, ставшего таким поникшим и несчастным. Она прекрасно осознавала, что в этой ситуации он совсем ни при чем… «Стоп! — приказала она себе. — Сама виновата во всем!» Но ее словно покатило по наклонной вниз, и уже ничто не могло остановить. Сейчас Алла боялась только одного: что не дай бог он начнет просить прощения, а она, мягкая по натуре, смирится, и все останется как есть. Она вдруг поняла, что сейчас у нее в руках есть шанс: оставить этот дом, где она чувствовала себя одинокой и несчастной при живом муже, и уйти. У нее был шанс начать новую жизнь, пусть не такую благополучную, спокойную и надежную. Пусть. Все равно это лучше, чем продолжать обманывать и изворачиваться. Все эти мысли охватили ее полностью и толкнули на решительные действия, на какие она, по натуре, была мало способна в нормальной обстановке.

Даниэль подошел и взял ее за руку:

— Шери…

— Нет, это невозможно! — Алла выдернула непослушные от волнения пальцы из рук Даниэля и у нее возникло желание ударить его, чтобы окончательно разрушить надежду на примирение. Она подняла руку и, неожиданно, заплакала. Уткнувшись лицом ему в грудь, она сотряслась от безудержных рыданий. Сквозь слезы она пыталась ему объяснить, то и дело поднимая заплаканное лицо: — Прости меня, Даниэль, пожалуйста! Ты очень хороший муж… Правда! Это я! Я… — Она подбирала слова на французском языке и совсем запуталась, не зная как сказать, что она — дрянь… Получалось как-то примитивно, на уровне детских разборок, что-то типа: плохая девочка… Алла посмотрела ему в глаза и опять испугалась, потому что увидела, что он готов простить ее. Это не входило в ее планы. Она резко отстранилась от него и, собравшись с духом, скороговоркой выпалила: — Даниэль! Мы должны расстаться! Сейчас!

Даниэль взял ее лицо в свои дрожащие руки и долго смотрел ей в глаза. Потом тихонько оттолкнул ее от себя и тихо сказал:

— Поступай как знаешь, я не могу держать тебя силой, но знай, я — твой муж и здесь твой дом! Ты всегда можешь вернуться… — и с обидой в голосе закончил: — При одном условии — ты расскажешь всю правду! Я давно о многом догадываюсь…

Алла молчала, опустив голову, понимая о чем он говорит — ну и хорошо, что догадывается, ну и слава Богу…

Даниэль отвернулся и медленно прошел на кухню.

«Так мне и надо!» Она, все еще боясь, что муж передумает, зашла в спальню, где практически жила в последнее время, и в спешке начала складывать в большую дорожную сумку самые необходимые на первое время вещи. От волнения она плохо понимала свои действия и даже не думала, что идти ей, собственно, некуда.

Раскрыв дверцы шкафа, она отпрянула — это еще что такое? Ее вещи были перевернуты и в беспорядке разбросаны. Алла в изумлении села на кровать и схватилась за голову руками: раскрытая косметичка валялась на полу, а прикроватный коврик был усыпан стофранковыми купюрами. Тут она все поняла. И ее передернуло от негодования. «Гадость, какая гадость: он рылся в моих вещах!»

Она бросила сумку в сторону, непослушными руками собрала деньги в сумочку и быстро вышла из комнаты.

Даниэль молча проследовал за ней по коридору. Было видно, что он изрядно выпил.

— Уходишь? Ну, ну… Деньги прихватила? — И он, натянуто улыбаясь, протянул ей пластиковую папку. — Не забудь, здесь паспорт и твои бумаги… — Его опять качнуло. — Салю, шери! Скатертью дорожка!

— Спасибо, Даниэль, — Алла опять чуть не заплакала, — я потом тебе все объясню. Не думай обо мне плохо!

Муж, сложив руки на груди, молчал. Дверь захлопнулась. Всё. Он не остановил ее. Она перевела дыхание: значит, так и надо!

Еще не зная, куда идти, вышла на улицу. Было темно и холодно. Увидев зеленый огонек такси, Алла отчаянно замахала рукой.

13

Возвратившись из Москвы, Борис Зверев был в отличном настроении и полон решимости довести операцию «Серпан» до конца. На это были причины: он получил благодарность от шефа за хорошую работу и новое задание — проследить связующую нить: Гуревский-Кондаков — Евгения Бержар — ресторан «Балалайка (Лариса Квин — Алексей Артемов). Надо было незаметно вплести в эту цепочку, из предполагаемых агентов французских спецслужб, мадам Дюшен и уже через нее напрямую выходить на Гуревского.