Что ж, оступившись, графу пришлось начинать всё сызнова. В Лондоне светские манеры, остроумие и шарм, приятная внешность Шувалова помогли ему быстро стать «своим» среди «высшего света» британской столицы. Лондонские снобы прозвали его «Шу», что было для них равносильно признанию русского посла как своего. Это мало трогало Петра Андреевича. Его заветной мечтою было вновь вернуться в Петербург, взять реванш у судьбы, как в карточной игре в казино. Ведь карты — азартная борьба не столько с партнёрами, сколько со случаем, и граф как опытный игрок понимал, что такая возможность существует только при условии двойного повышения ставки. Поэтому у него должны быть либо хорошие карты на руках, либо какой-то ловкий приём. Тогда можно будет не только «взвинтить ставки», но и мигом обобрать своих противников. Главное — нельзя «пасовать», нельзя пропускать свои ходы. Всё время играть на опережение. Ровно так Шувалов и поступал. И пусть читатель не думает, что русский посол в Англии, лебезя перед Бисмарком, был банальным изменником Родины, германофилом. Если говорить коротко, то на людях он носил маску, за которой скрывался многогранный, сложный характер великосветского авантюриста, по-своему привязанного к России.
На первом месте у него всегда была карьера. Граф, чей фамильный девиз звучал «За верность и ревность», по словам одного из своих близких знакомых, «с ревностью был готов служить всякому, кто облечёт его властью». Бисмарк мог стать для него той спасительной ниточкой от хитросплетённого клубка, потянув за которую, как за волшебную нить Ариадны, можно было достичь многого. К примеру, сместить, престарелого Горчакова и самому стать канцлером. Главное — вернуться в Петербург, поближе к царю, ко двору, к власти! Шувалов затевал свою сложную политическую многоходовую игру. Потому он сейчас здесь, в вотчине Бисмарка — имении Фридрихсруэ, скрытом за кронами деревьев Саксонского леса.
В полумраке кабинета как тигровый глаз вспыхнула гигантская сигара рейхсканцлера, озарив бульдожье лицо Бисмарка в комичных складках:
— Александр II уступил просьбе своего старого канцлера и назначил его первым уполномоченным на конгрессе, господин граф, — заговорил низким, сиплым голосом Бисмарк.
— Это известие из самых достоверных источников! Теперь всё изменилось. К худшему. Мы с вами останемся друзьями на конгрессе, но я не позволю Горчакову снова влезть мне на шею и обратить меня в свой пьедестал!
Граф с трудом взял себя в руки. Его тонкое лицо слегка покраснело, глаза презрительно сощурились. Потом лёгкая усмешка тронула его усы и, глядя прямо в глаза своему собеседнику, Шувалов произнёс с пренебрежительными интонациями:
— Горчаков — скотина! Он лишён всякого влияния. Если он продолжает ещё формально вести дела, то этим он обязан лишь уважению императора к его старости и к прежним его заслугам.
— Погодите с обличительным пафосом в адрес вашего руководства, — перебил Бисмарк.
— За неудачи русской политики князь Горчаков, без сомнения, разделяет ответственность с более молодыми и энергичными единомышленниками, сам от ответственности он не свободен. Мы с готовностью отозвались на переданное вами желание России созвать конгресс в Берлине. Желание русского правительства заключить при содействии конгресса мир с Турцией доказывает, что Россия, упустив благоприятный момент для занятия Константинополя, не чувствует себя достаточно сильной в военном отношении, чтобы довести дело до войны с Англией И с Австрией... Когда я сначала дал вам, русским, это понять и, наконец, потребовал доверительно, но ясно высказать свои пожелания и обсудить их, то в Петербурге от ответа уклонились. У меня создалось впечатление, что князь Горчаков ожидал от меня, словно дама от своего обожателя, что я отгадаю русские пожелания и буду их представлять, а России не понадобится самой их высказывать и этим брать на себя ответственность. Я жду чёткий и ясный ответ от наших русских друзей.
— Вы их скоро услышите — с горячностью заверил его Шувалов. — Будьте уверены, дорогой князь, что вы всегда найдёте в моём лице более чем поклонника, каких у вас достаточно много и без меня. Короче говоря, человека, который к вам искренне привязан и предан вам от всего сердца. Я думаю, что наши интересы здесь полностью совладают.
Подливая хозяйской рукой вино в бокал русского гостя, Бисмарк как бы невзначай обмолвился: «Нынешней напряжённости могло бы и вовсе не быть, если бы генерал граф Игнатьев удовольствовался более скромными результатами».
После отъезда Шувалова Бисмарк вызвал верного Штибера: «Граф Шу, с которым мы так легко нашли общий язык, был бы идеальным заместителем престарелого Горчакова. Мы должны не валить нашего партнёра на переговорах». На другой день немецким послам в Вене, Лондоне и Санкт-Петербурге по секретным каналам ушло указание Бисмарка о негласной политической поддержке «Петра IV».