Балканская звезда графа Игнатьева

Дальше регулирование процессом полностью взял на себя Бисмарк. Хозяин конгресса явно не стремился ограничить себя ролью простого тапёра, наблюдающего за игрой труппы: в качестве председателя он намечал повестку заседания, установил определённый регламент, согласно которому сам же излагал очередной вопрос, после которого открывались дебаты, и сам подводил итоги обсуждения. К представителям балканских государств — болгарам, сербам, черногорцам и Турции Бисмарк относился с нескрываемым презрением. «Я и слышать ничего не хочу о болгарах. Чего вы от них ожидаете? — заявил Бисмарк русским делегатам. — Ничего путного они всё равно не придумают. Важно, чтобы турки не перерезали им горло, а больше не моё дело. Если мне станут говорить о болгарах, я предпочитаю уехать в Киссинген». Аналогично рейхсканцлер прошёлся и по Турции, сообщив турецким представителям, что судьбы их страны ему глубоко безразличны, а если он и тратит своё время на конгрессе в летнюю жару, то делает это только ради предотвращения конфликтов между великими державами. Откровенно бравируя цинизмом, Бисмарк прилюдно сокрушался, сколько энергии уходит на обсуждение судьбы таких «вонючих гнёзд», как Ларисса, Трикала и других балканских городов.

К счастью Шувалова, старик Горчаков вскоре захворал и роль «первой скрипки» вновь перешла в руки Петра Андреевича. Собственно, об этом и намекнул ему Бисмарк в своей «успокоительной» записочке на первом заседании. Беда заключалась в другом. По ходу пьесы выяснилось, что нашего уполномоченного надо учить азам политэкономии и географии Балкан. Призвав в свой кабинет Анучина, генерала Бобрикова и других представителей русского дипломатического корпуса, Пётр Андреевич, ткнув рукой на разложенные в беспорядке на ломберных столах карты и документы, откровенно признался: «Меня учили, как говорят, на медные деньги, и знаю я очень мало. Кроме иностранных языков, я ничего ровным счётом не знаю. В Турции я не был, не имею никакого понятия о географии страны, свойствах Болгарии и прочем. Научите меня тому, что сами знаете и что считаете необходимым. Поверьте, что я выслушаю вас внимательно и постараюсь понять. Любезный барон Жомини согласился присутствовать на наших совещаниях, чтобы следить, не употребляю ли я в своих объяснениях какого-либо недипломатического выражения или оборота. Заметит что-либо подобное — он поправит. Итак, господа, помогите и начнёмте».

«Любезный барон Жомини», заместитель Горчакова по министерству, очевидно, был величайшим дипломатическим авторитетом в глазах Шувалова. Хотя и этот «великий дипломат» горчаковской школы не знал точно, где находится, скажем, Филлипополь — к северу или к югу от Балкан. Прожив всю жизнь в России, он так и не выучил русский язык, занимаясь редактурой на французском всех важнейших нот и конвенций Министерства иностранных дел. Причём содержание их представлялось ему совершенно безразличным. Всё это не мешало ему в свою очередь распространяться о политике, основанной на национальных интересах...

Фактически в Берлине судьба России оказалась не в руках дипломатов, а в руках военных — людей более или менее практических. Но и положение последних оказалось незавидным. «Когда мы узнали, что на нас будет возложено проектирование границ, — вспоминал позже Анучин, — мы обратились в путевую канцелярию канцлера за необходимыми для нас картами. Никаких карт для подобных занятий не оказалось. У меня решительно ничего не было с собой, так как меня схватили на дороге, Бобриков имел карту Сербии, а Боголюбов — Черногории. Бросились в магазины — тоже нет полного экземпляра австрийской карты Балканского полуострова. Пришлось явиться на первое заседание без всяких карт». Потом русские дипломаты выписали карты... из Вены. По австрийским картам и защищали уже русские интересы.

Через десять дней после открытия конгресса Шувалов рапортовал в Петербург: «Обстоятельства настолько выяснились, что теперь мы ясно видим против нас всю Европу, за исключением Германии... Германия с нами, но ничего сделать не может для нас, и князь Бисмарк преспокойно уедет в Киссинген, оставив нас драться с Англией и Австрией, а может быть, и ещё с кем-нибудь. Что мы можем выиграть? а) независимость Румынии, но это мало нас занимает; б) независимость Сербии, но ей хотят дать больше, чем мы желаем; образования княжества Болгарского; в) в материальном: Бессарабию, часть Малой Азии с Карсом и Батумом. Об остальном думать невозможно».

Участь Болгарии была предрешена. Вена ассистировала Лондону и резко возражала против создания единой Болгарии. Вместо государства, спроектированного игнатьевским мирным договором, были учреждены две болгарские провинции, отделённые цепью Балканских гор и ещё поделённые на пять частей, из которых две части возвращены под власть турок, тогда как они уже были освобождены Россией. Территория Сербии и Черногории была значительно урезана.