Лупеску недолго была замужем за артиллерийским лейтенантом, но активно вступала в любовные связи с офицерами его части. Вскоре они развелись. Высокая, с «огненно-рыжими» волосами, зеленоглазая, с «белой, цвета магнолии» кожей, «покачивавшая на ходу бедрами», Лупеску была решительно настроена использовать по максимуму свои достоинства. Благодаря хитрому и глубоко продуманному плану она обеспечила себе присутствие на двух мероприятиях, где Кароль не мог ее не заметить. По мнению Ханны Пакулы, биографа королевы Марии, Кароля привлекла «самоуверенная вульгарность Лупеску». Покорив Кароля, Лупеску стала появляться на публике в черных платьях от Шанель, которые, по словам графини Уолдек, «оттеняли белизну ее кожи и огненный цвет волос».
Румыния короля Кароля была историей Пурима наоборот. Поскольку расовый климат в предвоенной Румынии был гораздо суровее, чем в Персии Ветхого Завета, Лупеску, даже если бы и попыталась, не могла бы использовать свои таланты в королевской опочивальне для спасения своего народа, как сделала библейская Эсфирь. Напротив, румыны чувствовали себя униженными тем, что их король бросил жену ради еврейки.
В то время как фашисты-легионеры приступили к уничтожению евреев в Бухаресте, Лупеску с покинувшим страну Каролем пересекала Европу с востока на запад, решив уехать в Мексику. Проведя в этой стране годы войны, пара перебралась в Бразилию, где Кароль женился на Лупеску, пожаловав ей титул «королевская принцесса Елена». Затем они уехали в Португалию. После смерти Кароля в 1953 г. Лупеску сошлась с бывшим премьер-министром Кароля Эрнесто Урдаряну. С Урдаряну они жили в португальском приморском курортном городе Эшторил в роскоши, которую обеспечили золото и прочие ценности, некогда вывезенные в том самом железнодорожном составе из девяти вагонов. Лупеску скончалась лишь в 1977 г. глубоко удовлетворенной женщиной.
Лупеску словно сошла со страниц романов Петру Думитриу: хваткая, безжалостная, по-уличному сообразительная. В «Заблудших» даже есть персонаж – Эльвира Ворворяну, урожденная Ласкарти, с «большими зелеными глазами», которая, попав в королевскую спальню, оказывается совершенно не в состоянии удовлетворить короля. Понимая, что ей теперь предстоит сгинуть в безвестности, Эльвира бросается на пол, «заламывая руки, кусая стиснутые кулаки и испуская странные вопли мелкого животного». Можно представить на ее месте Лупеску, если бы судьба не поступила с ней иначе.
Родившаяся во враждебном мире, в окружении расовой ненависти, не имея явных средств к самозащите, Лупеску сделала то, что только могла сделать: она выставляла на продажу свое тело – единственное, что она могла продать, – всем и каждому, меняя одного покупателя за другим, пока не добралась до короля. Как всегда на Балканах, элементарное выживание оставляет исключительно мало места для нравственного выбора.
История Лупеску – это история Румынии. Думитриу, самый одаренный современный романист этой страны, должен был это понимать, поскольку все его наиболее яркие персонажи – ее вариации. Румыния тоже всегда была одинокой, всегда окруженной врагами, которые хотели ее тела.
Румыны считают себя латинской нацией, говорящей на языке романской группы, брошенной в бушующее море славян и забытой остальным латинским миром.
Для румын история начинается в 101 г., когда римские легионы под предводительством императора Траяна завоевали территорию на юго-востоке Европы, именуемую Дакией. На протяжении полутора веков римские солдаты вступали в половые отношения с местными женщинами, создавая, по мнению румынских историков, латинскую нацию, которая остается чистой и по сей день. На самом деле римляне были лишь первыми из многих волн захватчиков, которые проходили по этой земле и смешивались с ее обитателями. Американский историк венгерского происхождения Джон Лукас достаточно убедительно отмечает: «Официальная румынская пропаганда и официальная румынская историография утверждают, что румыны – прямые потомки римлян, легионеров Траяна. С тем же успехом Рональд Рейган мог бы заявить, что он – прямой потомок Покахонтас. Однако во многих румынах есть нечто псевдороманское, и это забавно напоминает нечто псевдоевропейское в аргентинцах».
Тем не менее нельзя отрицать, что внешне румыны ближе к представителям других латинских народов, чем к окружающим их славянам или венграм. Румынский язык, хотя и имеет заимствования из славянского, турецкого и греческого языков, относится к романской группе. Да и сами румыны в своей политике, личной жизни, даже жестикуляции и мимике демонстрируют чувственную театрализованность, напоминающую итальянцев. Такой манеры поведения путешественник больше не встретит нигде в Восточной Европе.