Балканские призраки. Пронзительное путешествие сквозь историю

Отправимся в Лиссабон. Пройдем по узким петляющим улочкам района Алфама, который основали римляне, и выйдем к церкви Сан-Висенте-де-Фора (церковь Святого Винсента за городской стеной). Войдем в придел храма, но, прежде чем подойти к алтарю, заглянем за дверь, что справа от нас. Мы попадем в ряд каменных коридоров, украшенных бело-голубой керамикой с росписью на сюжеты басен Лафонтена. Теперь повернем налево, пройдем по длинному залу и окажемся в помещении с мраморными гробницами португальских монархов начиная с середины XVII в. Около двери – два гроба без всяких надписей на дешевых войлочных подставках, словно приготовленные для носильщиков. Гроб, обернутый желто-сине-красным румынским флагом, хранит останки короля Кароля II Гогенцоллерна, правившего Румынией с 1930 по 1940 г. В другом гробу, покрытом грубым голубым покрывалом с белым крестом, покоится любовница Кароля, еврейка Елена (Магда) Лупеску, которая, как и Елена Чаушеску, некогда была «серым кардиналом» при румынском троне.

Крайне избалованный своей матерью, королевой Марией, воспитанный наставником – «угрюмым швейцарским гомосексуалистом», а затем направленный в прусский армейский полк своего отца для завершения образования, будущий король Румынии Кароль, несмотря на английские и немецкие корни, перенял все местные обычаи в худшей их форме. Во время Первой мировой войны, перед тем как австрийские войска оккупировали Бухарест, королевская семья перебралась в бывшую столицу Румынии Яссы. Местное население обвинило в поражении своих правителей иностранного происхождения. Кароль дезертировал из своей воинской части – преступление, караемое смертью, – и сбежал с местной аристократкой Жанной (Зизи) Ламбрино. Поскольку румынским монархам ветви Гогенцоллернов не разрешалось сочетаться браком с местными (чтобы не дать возможность румынской аристократии извлечь из этого политические преимущества), Кароль был вынужден отречься от престола. Но вскоре он оставил Зизи и вернулся в Румынию. В 1921 г. он женился на греческой принцессе Елене. Однако через два года бросил Елену ради Лупеску, которая стала его официальной любовницей. В январе 1926 г., несмотря на требования народа вернуться к законной жене и матери своих детей, Кароль вторично отрекся от трона.

В 1930 г. после смерти отца Кароль опять приехал в Румынию, чтобы занять трон при условии, что оставит Лупеску и вернется к законной жене Елене. Кароль не сдержал обещания, и Лупеску скоро появилась в королевском дворце.

Впрочем, одной Лупеску Каролю было недостаточно. Согласно популярному румынскому мифу, который я неоднократно слышал от историков в Бухаресте в 1990 г., Кароль страдал «недугом приапизма», что вынуждало его проводить длительное время в постели, в постоянной сексуальной активности. «Он бросил Зизи Ламбрино… в Париже… Теперь он подбирает шлюх на Калеа Викторие [проспект Победы] или к нему во дворец привозят певичек», – пишет Петру Думитриу в давно не переиздававшемся историческом романе «Заблудшие» (Prodigals) о румынской аристократии, которая продавала свою страну и друг друга вплоть до фашистского переворота в 1941 г.

Существует легенда о том, что Кароль был настоящим половым гигантом и единственным, кто мог удовлетворить Ворону, знаменитую в 1930-х гг. бухарестскую шлюху. Ворона была высокой стройной брюнеткой с короткой стрижкой под мальчика (все еще модной, как я обнаружил в вестибюле отеля «Атене-Палас») и с черными глазами, расширенными от кокаина. «Эту черную шлюху приходилось выносить из спальни Кароля в бреду и полубессознательном состоянии», – со всей ответственностью заявлял мне профессор Клужского университета в 1990 г. Скорее всего, он был недалек от истины. В «Заблудших» Думитриу описывает такую сцену:

Она [Ворона] вышла снова и бродила по улицам… некоторое время безрезультатно. Затем услышала хриплый голос:

– Эй, ты! Поди сюда!

Оглянувшись, она увидела длинную черную машину со сверкающим радиатором. Дверца была открыта, водитель делал призывные жесты. Это был король. Раньше она уже имела с ним дело. Она покорно села в машину, понимая, что об удаче не может быть и речи, поскольку его величество был невероятно скуп.