Балканы. Красный рассвет

Дело в том, что отток венгерских контингентов из оккупированной Югославии давал определенную свободу действий для югославской народно-освободительной армии, потому что немецкие силы, выделенные для подавления партизанского движения, тоже оказались изрядно урезанными. В достатке имелись только итальянцы, хорватские усташи, да карательные батальоны, набранные из боснийских мусульман, – но по сравнению с немцами и венграми бойцы они так себе. Еще в стороне от схватки, как известная субстанция в проруби, болтались четники полковника Драже Михайловича, а также осевшие в Югославии белогвардейские формирования. И те, и другие одинаково шарахались и от немцев, и от прокоммунистических партизан, хотя при отсутствии центрального командования и внятной идеи все в их отрядах зависело от отдельных полевых командиров. Поэтому с колеблющимися отрядами выходили на контакт представители российской разведки, а тех, кто воевал за немцев, уничтожали со всей возможной решимостью. А еще там не было прощения таким людям как Краснов и Шкуро, и дело тут не в Гражданской войне. Тот, кто пошел на сотрудничество с Гитлером, вне зависимости от заявленных мотивов, достоин только презрения и уничтожения любыми средствами.

Конечно, не вся эта информация была нанесена на карту, лежащую сейчас перед Верховным. Просто были и другие встречи по частным вопросам и присылаемые на ознакомление рапорта и доклады. А Сталин как раз и славился тем, что мог из разрозненных элементов мозаики при остром дефиците информации воссоздать полную картину событий во всем ее многообразии.

– Итак, товарищи, – сказал вождь, отойдя от карты, – первый этап операции «Меркурий» мы откатали как по нотам. Хотя во многом это заслуга товарища Матвеева и его коллег, но и наши генералы и командиры также показали, что многому научились.

– Самое главное, товарищ Сталин, – сказал Василевский, – заключается в том, что нам удалось дезинформировать вражескую разведку и скрыть, какие направления ударов будут основными, а какие второстепенными. Именно это позволило нам быстро и с минимальными потерями окружить крупные вражеские группировки и не допустить их отход на запасные рубежи обороны.

– А теперь, – сказал Верховный, – важно как можно скорее ликвидировать последнюю окруженную группировку врага для того, чтобы высвободить наши соединения, занятые этим цыганским табором, для совершения других операций. Скажите, товарищ Василевский – почему венгры сдались почти сразу, а эти деятели вот уже неделю крутят нам фиги? У них, что, скатерть-самобранка в запасе имеется или полевой синтезатор «Мидас»^[50] в портативном исполнении?

– Нет, товарищ Сталин, – вместо Василевского ответил генерал Матвеев, – никаких источников снабжения у румын и итальянцев не имеется. Их упрямство объясняется их верой в то, что сразу после капитуляции мы их расстреляем или сошлем в ужасную Сибирь, где даже птицы замерзают на лету. Об этом им во все уши дудят племянники покойного дядюшки Геббельса. Покладистость венгров объясняется тем, что нам удалось организовать для их командования письмо от венгерского премьер-министра из нашего мира, который и уговорил их сложить оружие, пообещав всем желающим убежище в Венгрии двадцать первого века. От румынских или итальянских властей мы такого послания явно не дождемся. Румыния в нашем мире настроена резко антироссийски, и их президент с премьером ничего подобного писать не будут, напротив, приложат все усилия, чтобы мы тут захлебнулись кровью – если не своей, то чужой. А что касается Италии, то там царит свойственной парламентской республике бардак, и если одна равновеликая сила готова написать послание в стиле венгерского, то другая тут же аннулирует все обещания первых.

– По поводу итальянцев товарищ Матвеев ошибается, – саркастически улыбаясь, сказал Сергей Иванов, – у нас есть одно письмо, которое может поколебать решимость принца Умберто сопротивляться нашим войскам до последней капли крови. Только оно не из двадцать первого века, а написано его сестрами Джованной, Иоландой, Мафальдой и Марией Франческой, которые сейчас собрались в Болгарии под крылышком царя Бориса…

– Так-так, – сказал вождь, – если мы правильно помним, то Джованна приходится этому Борису женой, а остальные своячницами. И отчего же этот королевский бабий выводок так интересует судьба погибающих в нашем окружении итальянских солдат?

– Зря вы так, товарищ Сталин, – с упреком покачал головой Иванов, – если Иоланда старается держаться вне политики, то Мафальда и Мария Франческа являются записными противницами войны. В нашем прошлом после капитуляции Италии они даже были брошены за это Гитлером в Дахау, где принцесса Мафальда погибла под американскими бомбами. Здесь, как видите, они тоже не остались в стороне от политики, и если их письмо ускорит капитуляцию итальянской армии, то это будет стоить очень дорогого.

– Ну, это другое дело, товарищ Иванов, – кивнул Верховный, – оказывается, и королям не чуждо ничто человеческое… Думаю, мы найдем способ наградить этих храбрых женщин.