Нашу школу опять выгнали из школы. На перемене явились: один в тирольской шляпке и двое в мундирах. Шли, и вокруг все замирало. Лавировали по коридору, где мы подставляли друг другу подножки; на шляпке колыхалось перо.
После звонка учительница долго не приходила, наконец в коридоре застучали ее каблуки. Она вошла в класс и сказала:
— Наша школа временно закрывается. Положите карандаши и ручки в пеналы. И резинки спрячьте, и тетради. Чернила возьмите с собой…
Наш класс был в конце коридора. Мы выходили последними. Перед нами шли, а за нами коридор затихал и пустел. Учительница с журналом под мышкой впереди. Не свернула в учительскую. Пеналы грохотали в ранцах и сумках.
— До свиданья, дети, — сказала учительница.
— До-сви-да-ни-я, — ответили мы на лестнице.
Днем по улице в сторону школы проехали грузовики. У каждого за кабиной была печка. В гору их толкал древесный газ и слабая надежда. На грузовиках везли ящики. Еще ящики подвозили на телегах.
Школьная сумка из серого полотна лежала в углу. Той осенью старший Карчмарек где-то раздобыл подпольную газету. По этой газете мы понемножку учились читать, она была на тонкой папиросной бумаге, страшно секретная и интересная. Считать учились на дивизиях: от двадцати девяти дивизий отнять два раза по четыре дивизии…
— Дурак, кто же считает все вместе, простые и танковые.
— А знаешь, сколько вчера бомбило Берлин?
— Ну сколько, сколько?
— Тысяча двести.
— Подумаешь! Тысяча двести это совсем не много.
А пока что вдоль школьной ограды ходили часовые в касках, с которых скатывались капли ноябрьского дождя. Мы несколько раз подходили, издалека смотрели на школу.
Как-то на улице нам повстречалась учительница:
— Утром придете ко мне. Захватите тетради и карандаши.
Мы гордились, что у нас будут конспиративные занятия, как у гимназистов. Утром, по дороге, внимательно осматривались по сторонам. Навстречу шел жандарм. Карчмарек шепнул, чтоб не обращали внимания. Мы сошли с тротуара. Жандарм был слегка навеселе и велел сказать ему «Гут-морген».
Во дворе столкнулись с Каськой Янышек и Мрочковской. Сделали вид, будто их не знаем. В дверь постучали тихонько. Три раза. Учительница усадила нас вокруг стола.
Мужа у нашей учительницы не было. Волосы она собирала в пучок, как все школьные учительницы. Для маскировки на окнах стояли пеларгонии.
— Везет старшеклассникам, — вздохнул Карчмарек-младший, когда тайный урок закончился. — Учились бы мы в старших классах, были б харцерами. Харцерам хорошо. Они на сборах обчищают машины.
У часовых, которые охраняли школу, видно, была стирка. Ударили первые заморозки. Под порывами холодного ветра фуфайки с кальсонами размахивали рукавами и штанинами, словно норовя удрать.
В начале января учительница сказала:
— Фронт двинулся!
Мы-то уже знали, еще бы, мы с Весеком и Карчмареками давно знали и готовились, но фронт прокатился над подвалами домов.
А вскоре заиграли перед школой медные трубы — оркестр пожарников.
— Ребята, — говорил директор, — ребята, теперь, когда пришла свобода…
В зале было холодно. Мы переминались с ноги на ногу. Учительница парами повела нас в класс. Коридор был обшарпан больше, чем осенью, а в классе все осталось как прежде. Только парт мало. Кто мог, втиснулся, остальные — на полу. Поэтому казалось, учительница чуточку выросла.
— Ребята! Некоторые из вас немножко занимались, другие нет. Но вы наверняка многому научились сами…
Пол был холодный, но вскоре с башмаков у нас потекло.
— Ребята, — говорила учительница, — фронт уже не слышен. Постепенно мы начнем забывать о войне. Вы будете играть в мяч на спортплощадке. Нашу школу никто никогда уже не выгонит.
Учительница разволновалась. Мы сидели тихо, но не все слушали внимательно.
— А вы там чем забавляетесь? — спросила учительница. — Вы… Вон ты, сзади…
— …
— Да! Ты! Я к тебе обращаюсь!
— …
— Встань!
Встал.
— Чем ты там забавлялся? — снова спросила учительница.
Тот мальчик покраснел. Учительница сказала строго:
— Ты почему прячешь руки за спину? Дай сюда, не то я тебя выгоню.
— Я больше не буду, — пообещал Вишневский.
— Я сказала, что выгоню, значит, выгоню, — нахмурила брови учительница и сделала шаг в его сторону.
Ребята, которые сидели с Вишневским, стали просить: «Не выгоняйте!»
А у Вишневского была граната. Чеку из гранаты он вытащил. Если б отпустил рычажок, сразу бы бабахнуло.
Учительница разозлилась. Подошла. Вырвала у него эту гранату и выбросила в окно.
Крысоловка
Карликового пинчера-крысоловку мы ненавидели давно. Отчасти потому, что раз он ни с того ни с сего укусил младшего Карчмарека за ногу. Но в основном за то, что такие номера сходили ему безнаказанно.
Мы были во дворе, и вдруг за помойкой что-то зашуршало. Показался настороженный блестящий глаз и ухо. Собачонка чего-то жрала.
— Вон, — шепнул Весек и показал пинчера Карчмарекам.
— Спокойно…
Мы медленно приближались, осторожно ступая по промерзлой бугристой земле. Думали его окружить. В последнюю секунду он удрал.
— Догоняй!