Баллада о нефритовой кости. Книга 3

– Нет… я знаю… знаю… это была А-Янь… Это она убила Цю Шуй! – задохнулся император. Его голос был слаб, и все же в нем звучала уверенность. – Как… как это может быть связано с наложницей Цин?

Ведающий судьбами криво усмехнулся.

– Именно поэтому я и сказал: ты глуп, брат!

– Нет… ты ошибся.

Император, похоже, исчерпал остаток сил. Глаза его угасали, а тело дрожало. В тишине внутренних покоев раздался его слабый голос:

– Цю Шуй… перед смертью Цю Шуй лично сказала мне… что ее убила императрица! Она сама сказала мне!

– Она врала, – равнодушно произнес Ведающий Судьбами.

– Нет! Цю Шуй, она… она не стала бы мне лгать! – закричал император Бэй Мянь, и его взгляд был ужасен. – Ей… ей выкололи глаза! Я узнал… в тот день, кроме императрицы… больше никто не входил в ее комнату!

– Да, ты так сильно ее любил, что, конечно, поверил всему, что сказала тебе твоя русалка, – голос Ведающего Судьбами был холоден и жесток, открывая тяжелые тайны прошлого. – Если я скажу, что придворная певица Цю Шуй сама себе выколола глаза, ты поверишь?

Император вздрогнул и закричал:

– Невозможно!

– Вот видишь, ты не способен поверить. – Ведающий Судьбами равнодушно посмотрел на умирающего брата. – Тем более не поверил бы, если бы об этом сказала А-Янь.

– Невозможно, – как заведенный бормотал император Бэй Мянь. – Невозможно.

– Что невозможно? Ядовитый паразит позволил наложнице Цин взять под контроль разум русалки и манипулировать ее действиями, – голос Ведающего Судьбами был пугающе спокойным. – Силы той твари было достаточно, чтобы заставить ее собственными руками вырвать себе глаза, а затем свалить всю вину на А-Янь!

– Что… что? – слабый голос императора стал громче.

– Наложница Цин поистине жестока, она не только заставила рабыню-русалку выколоть себе глаза, но и спрятала темно-зеленые жемчужины в комнате А-Янь. – Ведающий Судьбами вздохнул и сочувственно взглянул на брата. – Ты был в такой ярости, что, конечно, не мог поставить под сомнения слова, сказанные твоей любимой женщиной перед смертью. Наложница Цин не только убила твою ненаглядную рабыню, она использовала ее, чтобы уничтожить императрицу. Теперь императорский гарем принадлежит только ей. Убить двух птиц одним камнем – очень мудрый ход.

– Цю Шуй умерла у меня на руках! Она ясно сказала, что это дело рук императрицы… – Император Бэй Мянь дрожал, во взгляде появилась искра сомнения. – Спустя столько лет… ничего уже невозможно доказать. Ты…

– Ты хочешь доказательств? – Ведающий Судьбами усмехнулся и вытащил из-за отворота одежды свернутый в рулон предмет. – Я покажу их тебе!

Он развернул перед глазами брата пожелтевший лист бумаги, на котором были написаны иероглифы… Кровью.

Император Бэй Мянь уставился на лист, силясь прочитать слова. Эти несколько простых фраз заставили его задрожать.

Всего несколько строк, но содержание их было жутким.

«Небо знает правду».

«Несправедливость не обелить».

«Умоляю о смерти, но никто не внемлет моим словам».

Бумага была ржавой от кровавых слез.

Это были последние слова, написанные императрицей Бай Янь в Холодном дворце. Прошло десять лет, прежде чем их прочел император. На бумаге она рассказала о том, что испытала в те дни: как была потрясена, увидев, что придворная певица Цю Шуй выкалывает себе глаза. Однако, когда императрица поняла, что происходит, было уже слишком поздно.

Она попала в сети, из которых не могла вырваться.

Семь дней и семь ночей она мучилась и стенала в стенах Холодного дворца, ожидая смерти. Но император Кунсана не получил известия об этом. Лишь теперь он подумал о том, как это странно. Должно быть, наложница Цин полностью контролировала тогда гарем, делая все, чтобы новости о состоянии императрицы не достигли его ушей. В то время скорбь из-за смерти любимой поглотила императора, и он не мог больше ни о чем думать.

Он узнал обо всем только через много дней после смерти императрицы в Холодном дворце.

Как много горя, отчаяния и несправедливости испытала она перед смертью?

– Это предсмертное послание А-Янь, оно было тайно доставлено мне из дворца. – Худые руки Ведающего Судьбами дрожали от ярости, так же как и его голос. – Почему же ты поверил русалке-рабыне, но не веришь своей собственной императрице?

Император Бэй Мянь не отрывал взгляда от записки, потеряв дар речи.

Да, с того дня он ни разу не вспомнил об А-Янь. То ли потому, что изначально ни во что ее не ставил, то ли потому, что сознательно вычеркнул из памяти. Еще со времен, когда он был наследным принцем, он мало интересовался женой, назначенной ему отцом. Их встречи можно было пересчитать по пальцам. Даже когда она умерла, он не пришел взглянуть.

В предсмертном письме было больше слов, чем они сказали друг другу при жизни.

Такая пара – извращенная насмешка судьбы.