Баллада о царицынском муже и корсарской жене (СИ)

Он разобрался с хитровымудренными пуговицами на Зоином кафтане быстрее, чем Толя слопал бы запеченного лебедя или продекламировал тот прелестный шуханский стих про праздник в хижине среди цветущих персиковых деревьев – справедливости ради, Николай как-то раз даже отсчитывал время.

Он взглянул на Зою, она тоже смотрела на него – свободолюбивое море бесновалось, но укутывало любимца волн морской пеной почти что с нежностью. Николай не освободил Зою от ее обуженных одежд, пахнущих чем-то полевым, как от мятных зарослей на гористых лугах – он прибережет этот момент на потом, для ленивых ласк на делимом ими ложе.

Вместо этого он отыскал пятнышко нежной кожи на ее животе и поцеловал его, покусывая с преувеличенной, мучительной неспешностью, пока его рука скользила вверх от ее колена к бедру. Зоя ахнула, пропуская пальцы сквозь его взлохмаченные кудри.

Вскоре Николай уже целовал ее губы, и поцелуй был так же совершенен, как Зоино изумительное лицо, черносмородиновые оборки из крохотных барашков-завитков на ее лбу и у висков.

Окна, ведущие на север, вдыхали зимнюю тень, делали выложенную сапфировым бархатом гостиную похожей на комнаты неприступной снежной царицы из сказки.

– Я говорил, что ты самая роскошная женщина, с которой мне когда-либо случалось водить дружбу?

– Нет, но если ты повторишь это, я подумаю насчет того, чтобы позволить тебе вздремнуть на моих бесподобных простынях – между прочим, из нежнейшего паучьего шелка, очень дорогих, – Зоин взгляд был подобен щекотке. Николай рассмеялся, и она прижалась к нему, а он поцеловал ее.

И еще раз, и еще.

========== Зоя, принц-консорт, Триумвират и Ко и немного дурной поэзии ==========

К завтраку они с Николаем явились последними, и хотя не в Зоином положении было просить за это прощения, она все равно укорила себя за подобную несобранность.

Она была генералом и не могла позволить себе лодырничество и распущенность. «Нет, – напомнила она себе. – Она была королевой и заслужила лишний час провести в постели, прежде чем чаевничать с гришийским Триумвиратом и уповать на то, что за ночь эту несносную страну не постигла диковинная болезнь, окончательное и бесповоротное разорение или, того хуже, нашествие новых Святых». Впрочем, чему тут удивляться? Равка есть Равка.

– Вы опоздали, – цокнула языком Женя и продолжила угощаться сливочной помадкой. Из всех присутствующих только она чувствовала себя в Большом дворце как дома и добродушно командовала прислугой, приказывая доставить к трапезе то корреспонденцию, то выращенные в теплицах гришей ягоды, то целиком труппу духового оркестра.

– Пришли к шапочному разбору, – поправил ее Николай и отодвинул для Зои стул. Она поблагодарила его и села, он по обыкновению умостился рядом. – А вы что же это, уже гоняете чаи без нас? Предатели! Ну икру-то хоть оставили?

– Икрой пришлось увлечь Толю, – отозвалась Женя. – К нашей удаче, его страсть к превосходной пище может компенсировать вкус к дурной поэзии.

Тамара на другом конце стола одобрительно хмыкнула, и даже Леони, сама святая простота, беззлобно хихикнула – так, должно быть, смеялись добрые лесные духи, живущие на сказочных полянах и между припрятанными подальше от медведя баночками с медом.

Толя пожал плечами, ничуть не обидевшись.

– Это песнь о девушке, выращивающей гусениц шелкопряда. Хотите, я и вам прочту?

– Отчего же не споешь? – полюбопытствовал Николай.

– В отличие от принцессы Эри и ее стражницы, Толя не слишком преуспел в игре на хатууре.

– Полно тебе, – упрекнула жену Надя. – Он ведь твой брат.

– Вот потому я и желаю, чтобы он поскорее нашел себе девицу, у которой песня о шелковичных червях будет вызывать сердечный трепет, а не несварение желудка.

О переписке Толи и с принцессой, и с Майю Зоя знала. И если с первой близнецы Батар обменивались дипломатическими письмами, с зашифрованными в стихотворных четверостишиях сведениями о деле кергудов и не предназначенными для чужих глаз сторонами Равкиано-Шуханского договора, то в том, что с угрюмой стражницей переписку Толя вел частную, сомневаться не приходилось. Поговаривали, что сама принцесса Эри выказывает свое благословение, и хотя слухи, распространявшиеся, как чума, Зоя терпеть не могла, в этот раз не удержалась и спросила:

– Почему не пригласишь ее на свидание?

– Принцессу или стражницу? – подала голос Женя.

– Разумеется, стражницу.

– Женщины! Всегда стремятся загнать тебя под венец, – подивился Николай.

– Уж кто бы говорил, – буркнула Зоя.

– Разве не ты, Назяленская, на аркане тащила меня в объятия другой?

– Ну, во-первых, не на аркане. А, во-вторых, ты был хуже вредного крестьянского мальчишки, которого обрядили в парадную рубашку.

Николай взял Зою за руку и поцеловал:

– Хорошо, что я упрямый.