Баллада о царицынском муже и корсарской жене (СИ)

Ладонь Назяленская не одернула, но от того, как легко Николай демонстрировал перед всеми их близость, Зое разом сделалось неудобно. Правда, казалось, их милования никого не оконфузили: Тамара уже наседала на Толю, требуя, чтобы тот первым гонцом послал Майю сочиненный им сонет, Адрик препарировал сваренное вкрутую яйцо, скуксившись и нервно оглядываясь, точно призраки прошлых правителей могли устроить ему выволочку за то, что посмел наслаждаться горячим вином и гоголь-моголем за королевским столом.

И только Женя, встретившись с Зоей взглядом, заговорщицки подмигнула. Намедни в Жене углядел дракон перемену, и Зоя с ним согласилась. Казалось, в скорбной сиротливой земле вдруг проклюнулся молодой побег, еще одна жизнь, которую даровала им весна.

Воспоминания все так же кричали о прошлом: Зоя находила их в ирисовом соцветии, пурпурном, как кафтаны фабрикаторов, в Жене, проливающей свои слезы над пробуждающейся ото сна садовой землей, в которой ждали своего часа, чтобы расцвести, семена северного ириса, война благородного и мудрого, война без меча.

Женя нагнулась к Адрику, протянула тому сливочную помадку и потрепала его по щеке, точно ребенка. Леони рассмеялась, Надя, пользуясь случаем, стянула конфеты у младшего брата прямиком из-под его повешенного носа и чмокнула того в другую щеку.

– Не хочется говорить им о том, что мы задумали, правда? – негромко спросил Зою Николай.

Про сердце Санкт-Феликса. Про Дарклинга. Они только вернулись с войны и хотели дурачиться за завтраком, водить хороводы на пасхальных гуляньях в Балакиреве и спать без кошмаров в объятиях любимых.

– Не хочется, – согласилась Зоя и взяла протянутую Николаем булочку – маленькую птичку с калиновыми глазками-бусинками. – Ты что это, уже отхватил ее румяный бок?

– Не суди меня, Назяленская, булочка-то была последняя, а слуг ты спровадила.

– И нечего им подпирать двери, а потом болтать, как принц-консорт явился к завтраку без жилета, – фыркнула Зоя.

– Так все-таки принц-консорт?

– Это ты мне скажи.

Николай потянулся к ней, затейливо шевеля бровями, но вопиющее нарушение этикета Зоя предотвратила – запихнула ему в рот булочку, а руку уперла в грудь.

Плутовской огонек в его глазах никуда не исчез, но Николай лениво откинулся назад и сдобную птичку слопал за один присест, а потом вытворил то, чего никогда не сделал бы в обществе министров, приглашенных к утреннему докладу, – по-хулигански облизал пальцы. Такой был Николай Ланцов: на ходу мог перекусить калачами да ватрушками и помчаться дальше.

Зоя еще раз оглянулась на собравшихся, на гениальных гришей, которые кровью и потом принесли победу их капризной стране и которые в эту минуту спорили из-за сливочных помадок, затем переглянулась с Николаем, вздохнула и, отложив разговор о чудовищной авантюре на минуту-другую, порывом ветра поднесла себе хрустальную рыбницу с заливной сельдью..

========== Николай, Зоя. Постканон, херт-комфорт, кошмары и слова любви ==========

ludovico einaudi - the earth prelude

Солдат улегся на мироточащую землю, и кровь его также разлилась, будто молодое вино из опрокинутого на белоснежную скатерть графина. Вата из снега послужила солдату периной. Пуля попала, видно, в рот или горло – он хрипел, выкатив глаза, исходил кровью и тяжко мучился, но мученья эти он не отдал бы: так пылко и горячо презирал он врага.

Солдат был совсем мальчишка, успел осознать Николай, юный воин, полный горячности и безграничной веры в свою религию. Нынешний король сам когда-то был таким.

Как ясно запомнилось ему лицо этого фьерданского мальчика, его первого мальчика на этой войне. Со свалившимся кивером и угловатыми конечностями юнца, еще не успевшими окрепнуть, обрасти мышцами, как у его товарищей, с которыми сражался он плечом к плечу. Полуребенок, полувоин, что никогда не возмужает, не познает зрелых лет, не приласкает женщину и не выпьет на свадьбе брагу.

Он станет одним из сотен других, этот мальчик, другие переймут его ревнивую тоску о победе, умирая, и соленая кровь будет литься из них, как из минерального ключа, и растравлять рубцы в первородном чреве их царицы-земли.

Наверно, мальчику явилась родина. Горы, что стояли горделиво, вскинув пики. Кружево хрусткого льда на голубых озерах. Бисер из ляпис-лазури на платье матери. Во всем его мятежном существе еще теплился отпечаток страстного порыва любви к жизни, да только кто нынче хотел умирать?

На миг раздалось хрипение крови, но Николай не расслышал. Мальчика он уже убил.

๑۩۩๑

Глаза разомкнулись, Николай часто заморгал, щурясь от дремотной солнечной полосы, что расчерчивала царицынское ложе. Уже подкралось ко дворцовым воротам утро, солнце истекало на беломраморные фасады пчелиной пыльцой, но еще дремал бархат потолков, и из двоих один пошевелился на постели.

Зоя спала, и солнечные зайчики скользили по ее изумительному лицу, отскакивали от украшений, высвечивали чернобархатные тени под глазами.