Баллады снова солгут

— Я уже привык, что ты моим здоровьем не интересуешься, пока я не становлюсь совсем похож на утопца. Ну, извини уж, что не щеголяю дивным румянцем: мне все кажется, что надо мной не небо, а плита.

— Плита?

— Могильная. Или не чуешь, что земля под ногами горит? Слишком тихо… А ведь за такое здравие все начиналось, что страшно представить тот заупокой, которым кончится.

Святоша сказал это таким тоном, что моё сердце ухнуло в пятки.

— Да ладно тебе, может, обойдётся?..

Попытка утешить не удалась: я и так этим искусством владела худо, а тут ещё и слишком мало верила собственным словам.

— Не обойдётся. Ты перед рассветом дрыхнешь, сурок. А я — торчу, как хрен моржовый, на холоде и слушаю, как скалы со мной разговаривают. Ну, или не со мной. Неважно. Бормочут, поют. Смеются.

— Что, прямо-таки каждый раз?

— Право слово! У нас в часовне жрец не так исправно утром дубиной по котелку лупит, как они свои беседы беседуют. И что ты думаешь, оставил ведь вчера книгочея вместо себя сторожить… а он и не слышал ничего.

— То есть?

— То и есть! Нарочно спросил. Думал убедиться. Ну, и убедился… что тыква моя покосилась уже малость. Тишина, говорит, на рассвете, как у девственницы в… спальне.

— Быть того не может. Мы же оба тогда песню слышали.

— А вот так вот — может. Слово даю: если вернёмся отсюда живыми, уйду из Семихолмовья к бесовой матери. Не хочу эти Итерскау даже издалека видеть.

— Ну ты даёшь! Один, что ли, собрался?

— Если хочешь — айда вместе, я ведь не против. Сначала надо хотя бы отсюда уйти.

— Уйдём, куда денемся. Помнишь сказку про Сдобушку? «Я от батюшки ушёл, я от матушки ушел…».

— Нашла, что вспомнить. Эта сказка плохо кончается… для Сдобушки, во всяком случае. Бросить бы это все — да в «Стерве» отоспаться… — Святоша тяжело вздохнул.

— Хочешь, я вместе с тобой до рассвета посторожу? — предложила я. — Узнаем, мерещится тебе или нет.

— Чтобы мы оба завтра с ног валились? Умная какая.

— Это затем, чтобы следующей ночью ты спокойно лёг спать и не морочил себе голову, выдумывая всякие скорби.

— А если ничего нет? Если я и правда… того?

— Ты боишься, что ли?

Святоша усмехнулся:

— Не буду прикидываться валенком, как ты. Боюсь.

— Ну, все, хватит, — решительно сказала я. — Сегодня я не ложусь. Если с утра… Если с утра я ничего не услышу — поспрашиваем у Басха, можно ли что-то с этим сделать. Может, он разбирается. И не делай такое лицо, как будто саван себе шьёшь, ладно?

Напарник не ответил, делая вид, будто чурочка вдруг стала страшно занятной и поглощает его целиком. Ну, и не надо — я найду, чем себя развлечь. Малой кровью он от меня не отделается! Ишь, удумал, с ума сходить посреди такого-то веселья…

К горлу внезапно подкатил горький ком, целиком состоящий из злости, тревоги и слез. Какой теперь сон? Если Святоша даст слабину, я не смогу дотащить его на себе. Хотя, конечно, попытаюсь. Но лучше всего будет просто выкопать могилу на первом же перекрёстке, пока есть силы. Братскую, ага.

Одолеваемая чёрными мыслями, я принялась искать себе занятие, чтобы дотянуть до утра, раз уж вознамерилась. Святоша, конечно, конечно, уверен, что я все брошу ровно в полночь, как только закончится смена, но…

Не сегодня, друг, не сегодня.

Басх продолжал тихо похрапывать, сжавшись в ком под тяжёлым стёганым одеялом. Тащить их, конечно, было тяжело, но холодными ночами об этом как-то не жалелось. О, надо же, наш учёный позабыл убрать в сумку томик, которым собирался заняться на привале. Опрометчиво с его стороны, когда рядом ошиваюсь я. И весьма кстати. Что тут у нас?

Нимало не заботясь ни о том, чтобы не разбудить Басха, ни о том, что подумает обо мне Святоша, я протянула руку за книгой. «Лунные Поля».

Как странно. Обычно с этими умными книжками как: хочешь быть хорошим магом — имей язык без костей, чтобы выговаривать их названия, не запинаясь. Труды, связанные с Искусством, всегда старались называть как можно вычурнее. Это позволяло легко вычислять «своих» в магическом сообществе: ключевые для каждой школы учебники их приверженцы, как правило, помнили наизусть. Что может быть изящнее, чем в очередном диспуте невзначай так помянуть какой-нибудь «Аэнсоль Драхт» и определить по глазам собеседников расстановку сил за столом дебатов.

А это простое. Слишком простое, до смешного. Я открыла книгу; переплёт новый, но страницы пожелтевшие и потрёпанные. На них были заметны следы работы библиотекарей-реставраторов. Древний томик… И собой-то невелик, как-то непривычно для литературы из Тунглид Рэтур.

«Предисловие.

Знаний о Лунных Полях до наших дней удалось сохранить немного…»

Ого. То есть, мало того, что сама книга старовата, так описываемый предмет и вовсе ушёл корнями в какую-то непроглядную вековую тьму. Ещё интереснее.

«И мы помним только то, что они представляют собою царство, над которым безраздельно властвует Луна, Матерь Магии. Когда-то мы были вольны странствовать по нему свободно, и наши сны служили нам вратами.

Что мы искали там, что находили — кто теперь помнит?

Кто-то говорит, что мы выходили в Поля за силой.