Баллады снова солгут

Я нащупала его рукой и подтащила к себе. Судя по весу — полновесное золото, по десять эффинов в монете. Путаясь пальцами в завязках, я удивилась собственному безразличию — бледный свет драгоценного металла, столь милого мне, сейчас казался холодным и бесполезным.

Вой скребущих на моей душе кошек сейчас не заглушила бы и смертельная песня Алчущих Жизни.

«Плохо?» — сочувственно прошептал очаг.

«Угу», — подумала я.

«Оно того не стоит».

Я протянула к пламени руку, и оно затрепетало почти на кончике моего пальца, затанцевало на коже. Жжения не было. Огонь снова превращался в рыжего кота, вот-вот заурчит… Если брюхо почесать.

Рука болела и начинала слегка припухать. Язычок пламени взметнулся и неожиданно лизнул багровеющие костяшки — не оставив ожога, но сняв боль. Это было так странно, что я отдёрнула руку и в изумлении увидела, что краснота стремительно исчезает с кожи.

— Так, — сказал Ганглери, склоняясь надо мной. — Гости в моей долине редки, но неизменно интересны.

— Вас бесполезно просить так не делать, да? — пробормотала я, глядя на свою ладонь так, словно впервые её вижу.

— Именно. Ты понимаешь, что произошло?

— Нет.

— А хочешь понять?

— Нет!

— Почему, девочка?

Маг сел рядом со мной, взял мою руку в свою и начал рассматривать то место, к которому прикоснулся огонь. Но делал он это, кажется, больше для вида — слишком уж резко прекратился приступ паники, который уже готовился меня скрутить.

— Впрочем, можешь не отвечать. Я понимаю. Для тебя магия — это, прежде всего, боль.

— Нет, почему же, — слабо возразила я. — Магия — это сила, которую можно использовать во благо, и вообще…

— Да, но для тебя это — боль. Ты знаешь её лишь как неволю и оковы, как власть сильного над слабым. Вот ответь мне, чему ты научилась в Арэль Фир?

— Ничему, — буркнула я.

— Неправда. Ты научилась ценить свободу.

Эта фраза прозвучала так странно и внезапно, что я удивлённо воззрилась на старого мага, чьи умные, чуткие пальцы продолжали плести над моим запястьем свой узор.

— Ты научилась ценить простую, пусть иногда нелёгкую и голодную жизнь. Ты научилась ценить возможность идти туда, куда пожелаешь, любить того, кого пожелаешь, и верить в то, что выбрала сама, а не в то, во что приказано. Ты научилась быть счастливой тем, что имеешь, разве я неправ?

— Я… я никогда не думала об этом раньше.

— Способность радоваться каждому прожитому дню… Улыбаться оттого, что проснулась сегодня живой… что новое утро не отнимет у тебя никого, кто тебе дорог. Дары, которые трудно оценить, не познав их хрупкости…

— Странно, что вы это говорите, — я ухмыльнулась, стараясь не казаться совсем уж унылой. — В умных книжках пишут, что истинная свобода стоит гораздо дороже, и обрести её даже магам не дано. Во всяком случае, не всем.

— А кому дано?

— Любимым детям Луны, например. Адептам Даэг, или как их там…

Ганглери выпустил мою руку. Я подняла глаза; лицо мага не изменилось, но на весь его облик будто бы набежала густая тень.

— Откуда ты знаешь о них?

— Прочла как-то. В одной из книг нашего учёного.

— Их магия всегда была предметом зависти, — Ганглери покачал головой. — Но не для меня. Они платят за неё гораздо дороже, чем любой другой адепт. Чем больше у адепта Даэг власти, тем меньше она ему нужна. Я всегда радовался тем, как Луна распорядилась моим даром: исцеление, сила адептов Рагвид, всегда нужна миру.

— А я?.. Если я — маг, то как Луна распорядилась мной?

— Каков был её лик в час твоего рождения?

— Я родилась в полнолуние.

Ганглери потёр бороду:

— Обычно в твоём возрасте на такой вопрос уже легко ответить. Но странное развитие твоего дара не позволяет мне увидеть, чем Луна благословила именно тебя. Ты можешь быть Флеорин, и тогда тебе открыта самая душа земли — те из них, что рождены на полную Луну, способны вернуть жизнь даже самой иссушенной почве. А может, твоя сила — сила Лоорэ, хранителя и ясновидца; Даэг… Даэг тоже рождаются на полную Луну. Но ты много лет находилась без присмотра, и осталась жива — значит, ты, скорее всего, не из них.

Старый маг снова взял мою руку и протянул её к очагу. Я напряглась, желая её отнять, но старик похлопал по ней другой рукой:

— Не надо. Смотри.

Наши сомкнутые ладони погрузились в огонь, и пламя расступилось, обвивая их ласковым, чуть покалывающим теплом. Затем по моему запястью поползла вязь странного узора, и кровь в жилах побежала быстрей, а сердце застучало громче. С каждым вдохом меня наполняло приятное ощущение Силы.

Пламя не жгло мою руку. Оно целовало её, и оно любило меня.

— Магия — это искусство свободы, — сказал Ганглери. — Искусство любви. Магия — это искусство быть, искусство отдавать и принимать. Магия — это язык, на котором мир говорит с нами, и на котором мы отвечаем ему. Вам на уроках когда-нибудь играли на флейте? Нет? Пойдём.