Бальзам из сожалений

– Нет, конечно, – ответил Вадим. – Ты сделал все, что мог. Неплохой ты малый. Мне даже кажется, что Лара многое потеряла. Но хозяин – барин. Так что спасибо за попытку. Выходи завтра на работу.

Ника появилась из-за ширмы, когда за Гришей закрылась дверь. Бессильно опустилась на диван и спросила у мужа:

– Это было хорошо или плохо? Лара что-то поняла или, наоборот, решила поставить на себе крест?

– Это было отлично, – уверенно ответил Вадим. – Думаю, тут дело не страхе, не в отвращении к несчастному и вполне симпатичному Грише и не в том, что она утвердилась в своей доле старой девы. Мне кажется, все наоборот. Лариса – патологически верный человек. Она влюбилась впервые и, как понятно не только ей, в последний раз. Гриша не был ей противен, это даже я заметил. Но она не могла себе позволить изменить Михаилу даже на таком этапе, не имея к нему практического отношения. Лариса Мише никто по сути. Но она в ожидании гипотетического свершения попробовала избежать тягостных, унизительных для нее вопросов-ответов. Таким образом. И прямо по ходу выбрала непоколебимую верность Кострову, о которой он даже не догадается никогда. На стадии отношений – ноль. И готова за близость с ним одним заплатить даже унижением, которого так боится. Она хороший человек, будет самой преданной и надежной женой. Но это очень тяжелый случай, как мужчина скажу. Это тяжелее, чем надоевшая, недовольная грымза, которая ему ни по одному поводу не интересна.

– Да. Твой анализ кажется мне полным и достоверным. Более того, ты выразил все, что чувствую я. Думаю, мы старались не напрасно. Нам всем нужно было это понять. У тебя тут есть что выпить? Не знаю, как сейчас Лариса, но меня всю трясет. Да, и частично Лариса какой-то цели достигла. Она хотела естественных впечатлений, а Гриша оказался не пугалом, а вполне милым и деликатным парнем.

Костров развелся с женой через месяц. Переехал с вещами в небольшой загородный дом, оставшийся ему от родителей. Они с Ларисой сразу же подали заявление в ЗАГС. Отметить событие решили очень узким и малочисленным кругом в квартире Ларисы: только ее родители, двоюродная тетя и Вероника с Вадимом.

Тот вечер узкого круга навсегда застыл ярким и живописным полотном в галерее памяти Вероники. Это было незабываемое, ни с чем не сравнимое и почти нереальное, завораживающее зрелище. Таких уникальных персонажей, пожалуй, еще не сводила судьба за одним столом. Вероника тогда запрещала себе слушать внутренний голос, расшифровывать тревожные сигналы интуиции и четко видеть то, от чего не спасла бы и черная повязка на глазах. Из всего этого удавалось только не формулировать догадки и предположения для себя или Вадима. Пусть остается как безумная фобия, как трусливые и коварные подозрения… И пусть будет день, когда Вероника посмеется над этим сама с собой. И никто даже не узнает о той грозе, которая ей почудилась, а потом быстро отступила, не причинив вреда…

Молодые были невероятно выразительны. Михаил, элегантный и совершенный от высеченного из мрамора профиля до носков туфель, излучал сдержанный и благородный свет эталона. Он был, несомненно, крут, и Вероника только нервно фыркнула, когда Вадим прошептал ей на ухо: «Горжусь Костровым. Он достоин миссии первопроходца, которую мы у него пытались похитить с помощью прелестного Гриши. Миша получил первым и по законному праву нашу милую Ларису, а смотрится, как повелитель Вселенной. И мне ни разу не кажется, что он смахивает на надутого индюка при параде. Разве что чуть-чуть».

Лариса была душераздирающе трогательной, трепетной и беззащитной. В белом платье она казалась одинокой розой, немного поникшей после буйства слишком яркого дневного солнца. Розой, которая томно сбросила все свои защитные шипы за ненадобностью.

Родителей Лары Вероника увидела впервые. Подруга была с ней достаточно откровенной, чтобы Ника могла составить себе впечатление о людях, которые дали Ларисе жизнь и приложили немало усилий для того, чтобы условия той стали настолько суровыми, насколько им хватало для этого холодного, эгоистичного и жестокого воображения. Вероятно, это не такая уж редкость, когда люди в силу необходимости и общественного запроса скупо поддерживают существование больного ребенка, будучи тупо уверенными в том, что это «неполноценное» дитя обязано им по гроб жизни платить за такую милость всем: судьбой, привязанностями, любыми доступными человеку радостями и растоптанными иллюзиями о назначении родства. А у вполне удачной девочки просто пострадал позвоночник, что оказалось в значительной степени поправимо и никак не сказалось на человеческой полноценности и достаточно сильном интеллекте.

Эти родители – Альбина и Константин – были для Вероники настолько токсичными людьми, именно в умозрительном плане, что она никогда не пыталась их себе представить. И вот увидела. Она была потрясена.