Банда Кольки-куна

Коллежский советник стоял молча и ждал продолжения. Для чего он здесь? Самого Петра Николаевича вышибли, допустим, за дело. В бытность свою директором Департамента полиции он подослал на квартиру к бразильскому послу агентов, те взломали бюро и выкрали оттуда письма общей их с послом любовницы. И Дурново обличил распутную бабу, бросив украденные письма ей в лицо…. Соперник пожаловался государю, и ревнивца перелицевали в сенаторы. Но Лыкова сенатором не назначат, чином не вышел.

— Следуйте за мной, — лаконично скомандовал Дурново.

Они сели в блиндированную карету с опущенными шторами и куда-то поехали. Сыщик молчал, ожидая, что будет дальше. Товарищ министра улыбался, причем почему-то со злорадством.

Через сорок минут экипаж остановился. Тайный и коллежский советники вышли. И оказались перед дачей министра внутренних дел на Аптекарском острове. Удивление Лыкова возросло еще больше. Дурново быстро взбежал на второй этаж. Алексей Николаевич едва поспевал за ним и смотрел по сторонам — на даче он был впервые. Вдруг открылась очередная дверь, и сыщик увидел министра.

Булыгин сидел в кресле и пил чай. Вид у него был помятый: домашняя нанковая куртка застегнута сикось-накось, из-под нее высовывается несвежая нательная сетка, волосы всклокочены. Было такое ощущение, что министр внутренних дел только что отошел ото сна. Увидев вошедших, Булыгин нехотя поднялся, кивнул.

— Вот, привез, — сообщил Дурново.

Александр Григорьевич, казалось, не понимал, о чем речь.

— Что? — спросил он сиплым голосом. Тут из соседней комнаты вошел человек. Лыков узнал Ватаци, бывшего харьковского губернатора, а теперь директора Департамента общих дел МВД и ближайшего друга Булыгина.

— А, Петр Николаевич, вы доставили нам Лыкова?

— Точно так, Эммануил Александрович.

— Очень хорошо. Мы должны ознакомить его с августейшей метой на всеподданнейшем рапорте министра.

Ватаци протянул сыщику лист бумаги. Сверху было написано: «О служебном проступке чиновника особых поручений Департамента полиции в шестом классе Лыкова». Далее шло описание, как этот самый чиновник отпустил из-под ареста трех революционеров, испугавшись их угроз. В результате трусливого служаку пришлось уволить; дальнейшую его судьбу будет решать суд.

Внизу рапорта знакомым почерком красным карандашом было написано: «Я Лыкова знаю, он трусом никогда не был. Во Втором участке Нарвской части он спасал безвинных людей. Странно, А.Г., что в столь тяжелое для порядка время вы гоните со службы преданных и опытных сотрудников. Лыкова восстановить, суду не подвергать».

Как и полагалось, мета государя была покрыта специальным лаком для сохранности.

— Вам все понятно, господин Лыков? — спросил Ватаци.

— Да.

— Не смеем задерживать.

Алексей Николаевич повернулся и вышел вон. Поймав себя на мысли, что министр кроме «что?» так ничего и не сказал… Дурново чуть задержался, но тоже скоро появился. Молча они спустились вниз, сели в карету. Когда она тронулась, Лыков спросил:

— Кто объяснил государю?

— Я.

— Но как, Петр Николаевич? У вас нет личного доклада.

— Через Витте.

— Он же на меня дуется еще с того раза[42].

— У него, как и у меня, на вас есть виды. Так что уже не дуется.

— Выходит, я теперь должник Сергея Юльевича? — скривился сыщик.

— А вы бы предпочли остаться без службы?

Лыков замолчал, не зная, что ответить. Дурново покосился на него и усмехнулся:

— Витте вы ничего не должны, зря расстроились. Все сделал я. Мне вы тоже не должны: мы давно служим вместе, я весьма вас уважаю и уже говорил вам об этом. Возвращайтесь в департамент и ловите этого негодяя Кольку-куна. Такое время, что каждый человек на вес золота, а они, ишь, разбросались!

— Спасибо, Петр Николаевич!

Коллежский советник вернулся на Фонтанку, 16, и опять сел за свой стол. Не спеша разложил обратно по ящикам собранные вещи, посмотрел накопившиеся бумаги. Так он сидел до позднего вечера, думал, как теперь ловить вшивобратию. Сергей давно ушел домой, радостный оттого, что шефа не уволили. А Лыков все рисовал на листе бумаги кружки и стрелки. Тоже мне, Мольтке-младший, думал он сам про себя с иронией, но продолжил составлять план дознания. Вдруг уже в десятом часу зазвонил телефонный аппарат. Оказалось, что сыщика срочно хочет видеть Трепов.

Алексей Николаевич отправился на Мойку. Визирь встретил его суровой гримасой и сесть, как обычно, не предложил. Наоборот, поднялся сам и начал с раздражением:

— Я слышал, вас восстановили в должности. Не уверен, не уверен… Пойти на поводу у террористов… Знаю, что вы не трус, но… Считаю, что вы совершили упущение, оправдания которому нет.

— Государь думает иначе, — с легкой издевкой сообщил коллежский советник.

— Что? — изменился в лице генерал-майор Свиты. — Это в каком смысле?

— Спросите у Дурново.

Трепов схватился за телефонный аппарат. Приказал соединить его с тайным советником и произнес в трубку:

— Петр Николаевич, у меня сейчас Лыков. Что про него сказал государь?

Выслушал, наливаясь краской, потом спохватился:

— Но у меня рапорт старшего помощника пристава поручика Филодельфина! Что? Выбросить в мусор? Понял…