— Послушай, любезный, разве я тебя в чем-то обвиняю? Просто на равнине тебя называют Рыжим из Оно, и ты арестован именем закона.
В тот же вечер человек, назвавшийся Пека, был препровожден в тюрьму Шартра, где оба Пусино и Беспалый опознали в нем бандита, известного под кличкой Рыжий из Оно. Разбойник не стал отпираться и сознался во всем.
Три дня спустя после поимки такой крупной дичи Вассёр, проезжая мимо фермы Говийе в коммуне Жерминонвиль, заметил бродягу, разговаривавшего с двумя женщинами. Сержант имел привычку проверять документы у всех попадавшихся на пути подозрительных личностей и, подозвав оборванца, потребовал предъявить документы.
— Гражданин сержант, у меня ничего нет.
— Вот как, — воскликнул Вассёр, внимательно разглядывая бродягу и перебирая в памяти приметы из своей записной книжки.
«Тридцать пять лет, рост пять футов два дюйма, длинное бледное лицо, каштановые волосы и брови… и кривой на левый глаз! Вот ты и попался, голубчик!»
Оборванец, встревоженный затянувшимся молчанием, не предвещавшим ничего хорошего, снова заговорил:
— Скажу честно, у меня нет бумаг, потому что я дезертир. Но разве это мешает оставаться честным человеком?
— Конечно нет, — добродушно согласился Вассёр, — но тебе придется рассказать, где ты служил, где стоял твой полк, номер бригады, имя батальонного командира и твоего капитана.
— Я был во флоте, — отвечал бродяга, — служил матросом на борту брига «Дерзкий», приписанного к порту Лорьян. Меня напоили вербовщики в Гавре, морская жизнь пришлась мне не по нраву, и в 1789 году я дезертировал…
— Очень интересно, продолжай, любезный, — отозвался Вассёр. — Так ты говоришь, что стал матросом, но призвания к этому делу не чувствовал.
— Истинная правда, гражданин сержант. Я ведь родился далеко от океана, в Сен-Мамере, что в департаменте Сарта, и был раньше садовником. В 1791 году подвернулся заработок у бенедиктинцев, которым после Революции пришлось покинуть монастырь. Потом я остался без дела, а еще через некоторое время устроился огородником в Вирофле около Версаля. Там-то меня и сцапали за дезертирство и отправили канониром на линейный корабль «Величественный». Прослужил я пятнадцать месяцев и опять сбежал.
— Одному ремеслу — дезертирству — ты-таки обучился! Ну что же, продолжай!
— Что вы хотите, гражданин сержант, Республика и не вспоминала, что нам надо есть, одеваться и получать жалованье! Я взял в жены Катрину Давуан, у нас четверо детей, вот и решил вернуться к семье.
На лице Вассёра отразилось сочувствие, и бродяга, ободрившись, продолжал:
— В поисках работы мы сначала отправились в Бри, но нам не повезло. Я вязал метлы, торговал кнутовищами, чем только не занимался, чтобы прокормить семью. Наконец, пришлось побираться, но в Бри народ не очень-то щедрый. Мы двинулись в Бос и скитались в окрестностях Этампа, Сакласа, Анжервиля, Тури и Орлеана.
— Не повезло! — вздохнул сержант. — Скажи, а не случалось тебе бывать около Оржера?
— Нет, гражданин сержант, — живо отозвался оборванец.
— А рядом с Пупюи, откуда рукой подать до Мийуарда и фермы покойного папаши Фуссе?
При этих словах бродяга едва заметно вздрогнул и его глаз дернулся. Вассёр холодно сказал:
— Ты хороший рассказчик, но меня не провести. Твоя кличка Кривой из Мана, и ты один из самых знаменитых членов банды Фэнфэна.
Бродяга попытался прикинуться дурачком и расхохотался, словно услышал удачную шутку.
— Это прозвище мне идет как влитое — я и кривой, и родом из Мана. Да только так бедного дезертира никто еще не называл. А про банду Фэнфэна первый раз слышу.
— Очень странно. Имя этого разбойника у всех на устах, не знать его невозможно. Тот, кто очень старается замести следы, начинает путаться в собственных словах. Тебе придется пойти с нами. Герен, наденьте-ка наручники на этого гражданина.
Жандарм, который в тот день сопровождал Вассёра вместо верных Винсента и Розье, был высок и широкоплеч. На его румяном лице постоянно появлялась улыбка, а взгляд синих навыкате глаз светился добродушием. Однако Вассёр недолюбливал этого солдата и испытывал к нему непреодолимую неприязнь. Герен прибыл в Жанвиль недавно, уже после того как поступил приказ командующего Жувенкура удвоить численность гвардейской бригады. Новичок пунктуально выполнял все распоряжения, но, пожалуй, испытывал слишком крепкую привязанность к бутылке. До сих пор командир гвардейцев мог упрекнуть Герена только в этом пороке, который представлялся ничтожным в ту эпоху, когда набор добровольцев в ряды блюстителей порядка проводился в соответствии с совершенно иными требованиями. Но сержант, сам не понимая почему, старался держаться от этого новобранца подальше, брал его с собой крайне неохотно и лишь в тех случаях, когда без этого нельзя было обойтись.
Дальнейшие события покажут, насколько обоснованными были эти подозрения.
Пока Вассёр перекидывался на прощание парой слов с фермером, Герен, заковав пленника, провел его через двор к воротам, рядом с которыми находилась конюшня. Убедившись, что его никто не видит и не слышит, он наклонился к оборванцу и быстро прошептал ему на ухо: