— Кривой из Мана, ты что, уже не узнаешь меня?
— Я вас никогда не видал прежде, — осторожно отвечал тот.
— Да ладно, брось! До того как стать легавым, я скакал кроликом и щипал травку, и до сих пор помню Тернового Цветка.
— Не может быть! — ошеломленно воскликнул Кривой из Мана.
— Черт побери! Не ряса делает монаха, не на одежду нужно смотреть, а в глаза. Это знают и разбойники, и полицейские!
— Подожди-ка… Семь лет назад в Пуаси, на лесной развилке мы прикончили одного торговца скотом…
— Ну, насилу вспомнил!
— В том деле были еще Гнусавый Франсуа и Винсент Бочар, который прирезал перекупщика. Сам я укокошил погонщика, а ты — пса. Подлая тварь чуть не перегрызла мне глотку.
— Каждому тогда досталось по двести ливров…
— Тебя в банде звали Силач из Эпине.
— Точно!
— Как же тебя угораздило стать легавым?!
— Жить ведь как-то надо… Но в душе я по-прежнему разбойник.
— Так если успевать и здесь и там, можно сколотить целое состояние! Тебе надо бы поговорить с Фэнфэном. Это можно устроить — ты ведь знаешь условный знак поджигателей и пароль!
— Я и сам бы не прочь… На нашей проклятой службе, пожалуй, еще с голоду сдохнешь. Тише! Сюда идут!
Несмотря на то, что сержант никогда не ослаблял бдительности, у него не возникло ни малейшего подозрения о только что состоявшемся гнусном сговоре. Отправив арестанта в Оржер, он вернулся в Жанвиль и собирался, как прежде, исполнять свой долг, не догадываясь о смертельной опасности, которую предательство Герена уже навлекло на его голову.
Подлец, вступивший в ряды жандармов, но оставшийся душой и сердцем с разбойниками, собирался до конца осуществить свой план. Предателя не связывали с сержантом дружеские отношения, но по долгу службы они постоянно находились рядом, так что вскоре в банде Фэнфэна должен был появиться особенно ценный подручный.
Продолжение этой длинной и абсолютно правдивой истории повествует о том, какие последствия имела встреча двух негодяев — Кривого из Мана и Герена.
Неутомимый Вассёр доводил до изнеможения увеличившийся вдвое отряд. Хотя гвардейцы сопровождали своего командира по очереди и отдыхали каждые два дня, домой они возвращались совершенно без сил и наутро с трудом могли нести службу в городе. Сержант, изматывая подчиненных и лошадей, проводил в седле по двенадцать часов в день, спал и ел когда придется и бесстрашно отправлялся на разведку в самые опасные и глухие места. Его жизнь была полна риска и тревог.
Кривой из Жуи, которому приходилось ежедневно сопровождать Вассёра, все чаще жаловался на усталость, и сержант, хоть и понимал, что это опасно, наконец предоставил жулику некоторую свободу. Гвардейцы начали забывать коварство Кривого и относились к нему как к избалованному ребенку. Наручники были сняты, и разбойник с палкой в руке неутомимо разгуливал по окрестностям тем размеренным шагом, которым хороший ходок может иногда уйти дальше иной лошади, насвистывал как дрозд, обучал гвардейцев тонкостям воровского языка и распевал куплеты, способные вогнать в краску подручного палача.
На отдыхе во время ежедневных рейдов Кривой ходил где вздумается, чистил лошадей, а по возвращении домой развлекал своих стражей. Однажды жандармы Ато и Розье в шутку подвергли сомнению его воровское мастерство.
— Вот что, — обратился к пройдохе Ато, — если ты действительно знаменитый Кривой из Жуи, один из лучших карманников банды, покажи-ка, что ты умеешь. Мы хотим посмотреть, не украл ли ты свою славу.
Задетый за живое воришка не заставил себя упрашивать. Когда гвардейцы повели лошадей на водопой, он остался на постоялом дворе в просторной комнате, где были свалены вещи и упряжь. Дорожный чемодан сержанта, запертый на небольшой висячий замок, лежал на столе рядом с походной койкой. Кривой, не найдя секрет замка, сумел просунуть руку внутрь чемодана, развязать наполовину полный полотняный мешочек и вытащить шесть ливров. Тщательно припрятав деньги, пройдоха некоторое время спустя купил пару сережек, которые преподнес служанке.
Почувствовав тягу к старому ремеслу, Кривой на следующий же день увел полный кошелек у возчика. Сохраняя обычную серьезность, Вассёр тщательно занес обе кражи в протокол.
В другой раз, когда сержант и двое гвардейцев прибыли около полуночи в кантон Артене и остановились на постоялом дворе, то жандарм Ламбер имел неосторожность оставить заряженные пистолеты на каминной полке в общей комнате. Кривой, замышлявший побег или, быть может, раскаивавшийся в том, что выдал товарищей, одним прыжком добрался до оружия, зарядил и направил дуло в спину жандарма. Держа в свободной руке второй пистолет, он готовился уложить на месте любого, кто рискнул бы воспрепятствовать его бегству. Казалось, ничто не могло спасти Ламбера. Вот-вот должен был раздаться выстрел, но Вассёр увидел Кривого и, издав дикий крик, молниеносно бросился вперед. Едва не задушив разбойника, сержант стиснул его обеими руками. Негодяй, дико вращая глазами, хватал воздух ртом, словно удавленник, и с трудом прохрипел:
— Пощадите!