Банда потерпевших

Я понимала, что Саша уже проникся к Ване отцовским чувством, всё равно меня от его слов знобило. Как любая мать, я была против того, чтобы мой ребенок попал за решётку. Если совсем честно, я ненавидела Клаву. Я испытывала что-то вроде благодарности к Саше, когда видела, как он мрачнеет при одном упоминании её имени. Он тоже её ненавидел. Нам нужно было как-то оторвать Ваню от этой дрянной девчонки.

После этой встречи в кафе я позвонила Ване. Но после первых слов поняла, что не могу ничего сказать о Клаве. Язык не поворачивался. До меня вдруг дошло, что я второй раз в жизни предам Наташку. Предав её ребенка, предам её

Пряхин

Гера поехал на пост ГИБДД, что возле Серпухова, перед мостом через Оку. Показал гаишникам фотографию Волнухина. Оказалось, профессор часто проезжает здесь, особенно по выходным. Ясно, что дача его где-то недалеко, сразу за Окой. Я велел Гере объехать все окрестные деревни, показать фото продавцам в магазинах.

Чаще всего Волнухина видят в Липицах. Но эта деревня – проходной двор. Через неё проезжают тысячи дачников.

Я плачу Гере за каждый день работы 3 тысячи рублей. Он способен рыскать только по такому тарифу, не ниже.

Сам Волнухин торчит в Москве. Похоже, боится привести «хвост» к себе на дачу. Значит, Ваня и Клава там.

Ваня

Мы нашли в Интернете кучу заявок и предложений. Одна заявка звучала, как прикол: «Куплю паспорт РФ для террористической деятельности».

Решили с Клавой взять одну фамилию. Будем косить под супружескую пару. Отправили фотографии, деньги. Продавец обещал результат через два дня. Можно было бы оформить быстрее, но я делаю себе еще водительские права. Корочки надо проводить по базе МВД.

Клава нервничает. Считает, что Пряхин уже взял наш след, надо быстрее линять из Москвы. Я согласен, но по другой причине. Мне неловко перед отцом, из-за нас он лишает себя отдыха на даче.

Хотим съездить пока в Крым. А потом видно будет. Может быть, поживём какое-то время на Украине.

Мама помирилась с Натальей Андреевной и Гусаковым. Это, конечно, хорошо. Плохо только, что отец невзлюбил Клаву.

Каждый день звонит Эля. Жалуется на Гультяева, просится к нам. Готова бросить учебу и уехать с нами. Клава даже слышать об этом не хочет. Хотя, вижу, жалко ей подругу. Все-таки Эля, считай, из-за неё страдает.

Клава

Снова звонит Элька. Плачет, жалуется, что Гультяев снова привёз её к себе, и ей приходится обслуживать их троих. Мол, Гультяев, Корзун и Шепель мстят ей за меня. Не могу понять, какая тут месть, если я заплатила за неё сто тысяч зелёных. Мстят, говорит, что тебя потеряли.

– Если бы я не пришла в тот день к тебе, всё в моей жизни было бы окей, – говорит Элька. – Тебе надо было сразу отказаться. И пацаны отстали бы.

Ну да, отстали бы! У них был приказ Мартына выкрасть шестой том, чего бы это ни стоило. Только я могла им помочь. Поэтому они бы от меня не отстали. Чтобы не попасть в это положение, мне надо было вообще не родиться.

Короче, Эля есть Эля. Что с неё взять. Депрессуха – ее обычное состояние. Можно было бы не обращать внимания, но ведь звонит каждый час. Уже Ваню завела. Он ведь отзывчивый. Уже меня укоряет, какая я черствая.

А я, честно говоря, просто не хочу, чтобы Элька болталась рядом. Умеет она незаметно вползать парню в душу. Не одного у меня увела. Правда, и она ни на кого надолго не западает. Быстро разочаровывается. И получается, что отбивает у меня парней как бы из чистого принципа. Чтобы доказать что-то мне и себе. Но Ваню я ей не отдам, пусть даже не мечтает. Ваня – моя судьба, и я для него – судьба.

Пряхин

Гультяев измотал девчонку. Она сидит сейчас передо мной, вся из себя жалкая, несчастная. Из её лица можно лепить-рисовать что угодно, хоть Бабу-Ягу, хоть Елену Прекрасную. Не зря в школе у неё было прозвище Моль.

Но я знаю этот тип. У неё уютное тело: упругое и щелковистое. Это то, в чем мало разбираются прыщи, вроде Гультяева. Но в этом знают толк мужики постарше, такие как я. Эля – виагра, импаза.

Но сейчас её прелести меня не интересуют. Сейчас мне надо, как минимум, чтобы она каким-то образом сказала Ване о Мартыне. О том, что Мартын спал с ними обеими. Одновременно. В одной постели. На этот счёт у меня точная информация.

А как максимум мне надо, чтобы Эля вернулась в банду и помогла мне изъять деньги. Я не оговорился. По Уголовному кодексу, больше одного человека – группа. А группа – это банда. Ваня и Клава – банда. И больше терминология не обсуждается.

Гну свою линию:

– Эля, твоя подружка использует Ваню. Не знаю, как тебе, а мне его искренне жаль. Парень попадёт за решётку ни за что.

Девчонка хлюпает носом.

Захожу с другой стороны:

– Эля, знаешь, сколько твоя подружка выгребла из сейфа Гусакова? Миллион условных ёжиков. Могла бы поделиться с тобой. Всё-таки ты понесла моральный ущерб.

– Она поделилась, – говорит Эля.

– Сколько она тебе дала?

– Десять тысяч.

– Фью! На те деньги, что у неё есть, она купит шикарную квартиру, джип, роскошный загородный дом, обстановку, и ещё на круиз хватит по Средиземному морю…