Сарай, это старый гараж, который построил еще дед Коли сразу после войны. Надо сказать, что сарай этот был с толстыми кирпичными стенами и крепкими воротами! Машины там сейчас точно не было. Паровоз свою тачку у подъезда оставлял. Кто на его «Опель» глаз положит? Знают, что вырвут всё лишнее!
Я неторопливо собралась. На сей раз никаких французских пальто – его, кстати, можно отдать в химчистку. Хорошо, что не порвали уроды, как остальную одежду. Кожаная куртка в стиле «я сегодня байкерша» со всякими заклепками, и кучей молний. Косуха не косуха – но близко к этому! Плотные джинсы и «гриндерсы» с металлическими вставками. Понятно дело, что такие ботинки не только нормальны для гаража. Для дела тоже пригодятся!
Грязь-то я под душем смыла. Вот злость и желание отомстить – вода не смывает! Я хотела, чтобы им было больно! Очень больно. И в этом тяжелые ботинки мне не будут лишними.
Действительно через час я подошла к гаражу Паровоза.
Это был совсем глухой закуток. Если кто случайно сюда и забредал, то бродячие собаки. Уже темнело. Но зная, куда иду, я захватила фонарик. У железных ворот стоял паровозовский «Опель» и темная девятка. Чья – не знаю. Номера – областные!
Нашла камешек (без него не обойтись) и им постучала в закрытую дверь. От греха подальше решила без предупреждения дверь не распахивать. Испугается кто – пулю легко схлопотать!
Петли заскрипели и в проеме показалось лицо Коли.
– Проходи, – коротко сказал он.
В самом гараже было тускло. И от серых ободранных стен, от стеллажа с какими-то ржавыми железками и инструментами, от сиротской лампочки, которая при всем старании не могла осветить это небольшое помещение. Она единственная из трех, которые висели под потолком, еще не перегорела.
Вместе с Паровозом был его дежурный адъютант, я их даже не запоминала по имени – Паровоз любил менять своих ординарцев с бритыми затылками. Так в лицо знала. Рядом с ними стояли еще двое амбалов. При парадной рэкетирской форме: кожанки, рубашки, расстёгнутые до пупа, в вырезе которых были видна татуировки, сделанные явно не в гламурных салонах. Порверх «вышивки»[14] мощные золотые цепи с огромными крестами. Разумеется, тренировочные штаны «адидас» с Черкизона, кепочки-лужковки. Только вместо обычных кроссовок – американские армейские ботинки из бежевой выварочной кожи. Нормальные такие качки-солдаты для разборок серьезных деловых людей.
– Это бойцы моих корешей, – кивнул на них Паровоз, давая понять коротким представлением, что дальнейшие представления ни к чему. Да я и не собиралась. Правила игры знаю хорошо.
Я просто им кивнула и получила в ответ такие же сдержанные кивки.
– Эти? – Паровоз кивнул в сторону дальней стенки сарая. Там копошилась какая-то серая бесформенная масса. Без фонарика не обойдешься.
Узкий яркий луч словно пригвоздил двух… как бы их назвать… насекомых… нет… червяков… Я этих мразей сразу узнала.
Только вот морды у них были сейчас не наглые, ухмыляющиеся. А размытые от животного страха. Они бы и рады закрыться от света. Только руки у них завязаны за спиной. Тот, кого звали Мокрым, дернул носом и смачно проглотил свою соплю. Судя по запаху, он не только потом обливался.
– Эти! – ответила я Паровозу.
– Мы всё узнали: заезжие фраера из какой-то провинциальной дыры. Решили столицу завоевывать, дебилы.
То, что мозгов у них нет, это было ясно по их рожам. Приблатненные недоумки – мечта любого опера. С первого взгляда понятно, что хвост за ними тянется – мама не горюй. А прицепом можно было привязать всё: от ограбления старушки, торгующей капустой у автовокзала, до ограбления банка с коллективной мокрухой. Глядя на их тупые рожи, ни один судья не усомнился бы в перечне преступлений.
Но пока им можно было бы только мечтать о гуманном российском правосудии.
Сейчас они у меня в руках! Но я не опер и не судья. На уголовный кодекс даже и оглядываться не буду.
– Ну ладненько! – констатировал Паровоз. – Надо отметить точность попадания. Ну чем мы не следопыты, а, Санька?
В школьные годы он очень увлекался книжками об индейцах. Все фильмы про индейцев с Гойко Митичем[15] просмотрел. А потом и американские вестерны!
– Это надо отметить!
Я и не заметила, что с другой стороны ворот на небольшом столике уже стояла бутылка и нехитрая закуска. С некоторых пор Паровоз отказался от водки. Ему кто-то сказал, что она разрушает печень. А вот дубильные вещества в коньяке, наоборот, её скрепляют. С точки зрения медицины, думаю, очень сомнительное утверждение. Но он в это свято уверил и пил теперь только коньяк. При нынешнем его положении бригадира – брал исключительно французский. Боссу напитки ниже рангом не положены!
Странно, а почему я дома не выпила? Наверное, шок был на столько большой, что просто забыла. Без пития потеряла представление о времени и пространстве. Так что сейчас выпивка – то что нужно.
Мне налили стопочку. Не маленькую. Но по сравнению с гранеными стаканами мужиков, она была просто миниатюрной.