Шериф, естественно, была сама не в состоянии предпринять какие бы то ни было действия, и потому ей не оставалось ничего иного, как постараться успокоить мужа и объяснить, что лично с ней решительно ничего страшного не произошло, огнестрельных ран и иных телесных повреждений она не получила, и вообще всё идёт своим чередом. Как только муж удалился, явились любопытные соседи, привлечённые, конечно же, звуками револьверной пальбы.
Шериф разъяснила им суть происшедших событий и подошла к окну. В верхней части рамы она обнаружила шесть верхних половинок крючков, глубоко воткнутых жалами в дерево. Нижние части крючков были начисто срезаны пулями; петельки крючков, к которым привязывается леска, были унесены ураганным огнём куда-то на улицу. И только при последнем, шестом выстреле рука Дучесс, видимо, дрогнула, и пуля слегка поцарапала раму — на древесине, приглядевшись, можно было заметить свежайший след.
Шериф не стала вытаскивать крючки.
Напротив, она пригласила в дом своих друзей, чтобы они как следует рассмотрели окно. Она лично светила им специально зажжённой большой керосиновой лампой.
— И все шесть выстрелов она сделала при свете одной только лампочки, — спокойно разъясняла она. — И при этом три года не касалась револьвера. И все шесть выстрелов в одно мгновение, — наилучший стрелок не успел бы вытащить револьвер из кобуры, не говоря уж о том, чтобы открыть огонь. Да, друзья мои, я вынуждена констатировать, что мастерство Дучесс сильно пострадало за три года тюрьмы: посмотрите сами — её шестая пуля зацепила раму!
Ирония шерифы была совершенно излишней.
Кучка её приятельниц постояла, помолчала, всё поняла и разошлась, поклявшись, что обо всём они расскажут своим знакомым, а те, в свою очередь, донесут истинную правду до своих знакомцев, и так далее. Сообщение шерифы распространялось по городу с огромной скоростью, и то и дело люди заглядывали к ней в кабинет, чтобы посмотреть на переполовиненные рыболовные крючки. Сама великая Бэлла-Гром в сердцах явилась посмотреть на это чудо. И, посмотрев, сама великая Бэлла-Гром промолчала и отправилась из шерифова дома восвояси. И другие молча приходили глянуть на эти крючки. Побывали тут и Медведица Чарли, и Мэри Мэтьюз, проделавшая такой путь из Спокана, чтобы наконец достать «своего» человека. Даже старая Минтер пришла, посмотрела, онемела и так и ушла с открытым ртом. Другие тоже приходили. Их будили, они вылезали из тёплых гостиничных постелей и спешили совершить паломничество в кабинет шерифы.
Только ближе к полуночи абсолютная тишина овладела домом шерифы. Зато все остальные дома в Хвилер-Сити были охвачены почти истерической болтовнёй. Возбуждённые разговоры не прекращались даже после того, как рачительные хозяева погасили все лампы в городе, и рассказы, пересказы и другие живописные изложения только что происшедшего невероятного события не утихали до самого рассвета.
***
Когда город окончательно пробудился от кратковременного забытья, по нему вновь разнеслись крайне интересные новости, вызвавшие, в свою очередь, повальный гомерический хохот. Так, например, ужасная старая Минтер выехала из Хвилер-Сити в неизвестном направлении. Мэри Мэтьюз, прибывшая из далёкого Спокана, ранним утром также находилась на пути домой. Медведицу Чарли нигде не могли разыскать, а Бэллу-Грома, похоже, внезапно обуяло необоримое желание вновь посмотреть па мутные воды Рио-Гранде.
Исчезли все герои! И на гипотетическом поле боя осталась только сразу приунывшая фигура Дучесс. Тёплое июльское утро, постепенно завершаясь, переходило в день, и она, засунув руки в карманы, слонялась без дела по улицам города. Видели, как она с присущей только ей врождённой вежливостью снимает шляпу, раскланиваясь со встречными дамами, как сдержанно приветствует кивком головы знакомых мужчин.
Интересно, откуда вообще у неё эта отменная изысканность в общении с людьми? Может быть, ей давала уроки какая-нибудь седовласая мексиканская леди, у которой кроме имени осталось в крови от испанских грандов ещё кое-что? А может, что-то досталось Дучесс и от её предков, о которых она и понятия не имела? Как бы там ни было, но ни в Хвилер-Сити, ни в ближайших окрестностях не найти было обладательницу манер, хотя бы отдалённо напоминающих Дучесс.
И вот Дучесс шла по улице, и казалось, что ей в высшей степени наплевать на то, что все встречные женщины молча выкатывали на неё глаза и мычали в ответ на вежливое приветствие нечто весьма неопределённое, или на то, что все особи мужского пола, независимо от возраста, не отрывали от неё взгляда, но при том вообще не отвечали на её вежливое к ним обращение.
«Болтают про меня всякое, — тоскливо прошептала про себя Дучесс. — Боже, и как им не надоедает это суесловие! Что бы они без меня делали? Скончались бы от скуки!»