Бандитка с Чёрных гор (СИ)

Такие вот сильные, мрачные и возбуждающие мысли бродили в её сознании, и в такт им она ускорила шаги и остановилась с поникшей головой. И не подняла она взгляда, пока не услышала совсем близко скрип несмазанных колёс и грубое дребезжание огромной фуры. И подняла она взгляд в самое подходящее время, чтобы заметить появляющихся из-за поворота весело мотающих мордами лошадей, что свидетельствовало о лёгкой поклаже или о полном её отсутствии.

Они тянули громадную пустую повозку, способную, видимо, без особого труда протащить по самой что ни на есть каменистой дороге груз весом тысяч в двадцать фунтов.

Колёса с железными спицами были ростом с человека. В такую фуру можно было запрячь не менее семёрки лошадей, а кучер помещалась на высоко поднятом передке, управляясь с длиннющими вожжами и нахлёстывая лошадок длинным кнутом. Но сейчас возница дико злилась на сивую кобылку ростом не менее пяти футов в холке, которая никак не хотела дружно тянуть вместе с другими лошадьми. Она так и старался рвануть немного в сторону, обогнать своих взнузданных товарищей, а потом остановиться в одиночку на перекрёстке и весело заржать. Но ничего не получалось. Она была впряжена в огромную повозку, которую кучер могла вдобавок затормозить, сбросив на огромное колесо железную штангу тормоза.

Дружная работа смирившихся со своей судьбой лошадок, запряжённых впереди и сбоку сивой, не давала ей выбиться из строя. И сейчас это гордое животное неистово боролось с судьбой, стараясь то оборвать постромки, то вытащить голову из хомута, то просто порвать на мелкие клочки всю сложную упряжь. Шкура её потемнела от пота и покрылась клочьями пены.

Кучер прямо с ума сходила от злости, но никак не могла прекратить шуточки сивой. Она поднялась на передке и замахнулась длинным кнутом. В руках любителя бесполезны и длинная рукоятка, и втрое сплетённые полоски сыромятной кожи, и кнут способен только беспомощно мотаться над головой такого кучера, не доставая до нарушителя конской дисциплины. Однако Триша Саматти не таким была человеком. Говорили, будто Триша может кнутом перешибить пополам слепня на кобыльей ляжке, не коснувшись даже шкуры.

Конечно, это было, скорее всего, лёгкое преувеличение, но она умела обращаться со своим страшным оружием с таким искусством, что только так вспарывала кнутом шкуру своим врагам, почище чем острым ножом.

Вот и сейчас она размахивала кнутом молча, без ругани, в жуткой тишине, сжав челюсти, постреливая своей кожаной молнией и лишь слегка оглаживая ею других, послушных лошадок. Те лишь вздрагивали всей шкурой и дёргали ушами, с тревогой ожидая, что следующий удар точно придётся со всей силой по их бокам, и потому ещё старательней налегали на упряжь. А Дучесс, подняв свою красивую голову, подошла почти вплотную к приближающейся фуре, чтобы лучше рассмотреть строптивую лошадь.

Сначала она бросила на неё лишь беглый взгляд. Действительно, она оказалась права: сивая была совершенно измождена, но продолжала сражаться с неукротимой энергией. Мало того, совершенно очевидно, что через десять минут она падёт, но смерть её только порадует злобную черноволосую иностранку с кнутом в руках.

Собственно, это лошадка была вообще не для упряжи. Без неё остальным лошадкам было бы даже намного легче тянуть груз. Но что за лошадь! Подвижная, словно пантера, и норов у неё не простой, дикий, сразу видно. Ноги у лошади тонкие: не ошибёшься, ноги скаковой лошади, а не ломавичной бедолаги. Голова маленькая, ноздри длинные, чуть ли не от верхней губы до самых глаз. Нет, как ни глянь — племенная лошадь! И как только попала она в эту здоровенную семёрку?

Дучесс подняла руку, и Триша Саматти немедленно натянула вожжи. Взвизгнул тормоз, и телега встала. Все лошади в упряжке стояли смирно, иногда только, вспомнив про бич, подёргивали всей шкурой. Триша, оставив кнут, поспешно слезла со своего высокого трона. В руках у неё, однако, осталась мягкая ремённая плётка.

Высоченная сивая прекратила борьбу и замерла, дрожа от усталости и возбуждения.

Она так и стояла, пока не приблизилась кучер, — и тут её снова обуял бес.

— Похоже, хотите глянуть на эту длинноногую уродку, на эту чертовку проклятую? — спросила Триша Саматти незнакомку, а сивая в это время яростно грызла мундштук, била копытами и резко осаживала назад, пытаясь разорвать упряжь. — Я уже двенадцать лет при лошадях, но такую впервые вижу…

Она закончила фразу такими ругательствами и проклятиями, какие только может припомнить кучер, оказавшаяся в самых неприятных обстоятельствах.

— Похоже, приятельница, — растягивая слова, произнесла Дучесс, — в вашу упряжь сивая не годится. Это где вы её подобрали?