Бандитские повести [СИ]

— Ты смотри-ка! — обрадовалась она. — Всё целёхонько! Никак, первая зима без гостей прошла. В доме ещё посмотреть надо.

Поездка наша, несмотря на начало мая, оказалась первой после зимнего перерыва. Раньше у Алевтины Дмитриевны приехать не получалось. Да и погода не особо благоприятствовала — почти ни одного солнечного дня не видели мы за всю весну. Только второй день, как стало выходить из-за туч солнце. Не сошёл ещё полностью снег. Алевтина Дмитриевна пришла ко мне накануне и стала уговаривать поехать с ними в огород. Как и в свой собственный, в огород Самойловых я ездить не любил, хотя они и звали меня туда регулярно. Но отказать на этот раз не решился — всё же первая поездка за полгода, как-то и самому хотелось проветриться, к тому же родители моей ученицы Насти, урок с которой был запланирован на сегодня, позвонили и сообщили, что заниматься в этом учебном году больше не хотят. Май месяц — конец учебного года, вот-вот каникулы, так что спасибо и может быть встретимся осенью. Вероятно то же самое сообщат мне в самое ближайшее время и двое других моих учеников-школьников. Приближалась голодная для меня пора — лето. День оказался свободным, настроение как всегда было скверным — и я поехал в огород.

Причина, по которой Алевтина Дмитриевна так настойчиво звала меня, была вполне понятной — ей требовались мужские руки для копки и прочих дел. За работу она кормила меня, давала ягоды и овощи, так что я в накладе не оставался.

— И в доме ничего не украли, — вышла она на крыльцо. — Какие сознательные люди пошли! А впрочем, у нас и красть-то нечего. Аня, Ваня пойдёмте в дом, переоденетесь.

Мы с Анькой, которая всё это время держала меня за руку, зашагали к дверному проёму.

— Вот так, Анюта, — говорил я ей некоторое время спустя, махая лопатой. — Не любят меня девушки.

Аня что-то бормотнула.

— Ну, кроме тебя только! — улыбнулся я. — Прихожу потом к ней на урок, самому стрёмно, всё-таки странные события произошли у нас с ней, но думаю, это же не повод лишать себя заработка. А с другой стороны, замуж ей предлагал за себя выйти — да и женился бы, если б она согласилась, несмотря ни на что. Нажал на звонок, жду. Слышу, подошёл кто-то к двери. Отчётливо слышу. В глазок смотрит. И — ничего, дверь не открывается. Я ещё раз нажал — снова тишина. Постоял, постоял, и ушёл, что ещё делать оставалось.

Аня подняла на меня глаза и покачала головой.

— Да, вот так-то. То ли застеснялась, то ли ещё что. Не хочет больше со мной заниматься. Ещё одного клиента потерял.

Земля была мокрой и тяжёлой. Пласты её переворачивались с уханьем, комья не желали разбиваться. Я продвигался медленно.

— Да знаю я, знаю, чего ты скажешь, — говорил я. — По бабам пошёл, захотел стать как все — сидеть в кафе в обнимку с тёлкой и ржать над чьими-то тупыми шутками. Знаю. Но хочется же общения, тепла в конце концов хочется. Думается — вот он, шанс. А итог один и тот же.

Аня снова что-то произнесла.

— Ты сама, подъедь к тебе какой-нибудь парень, забыла бы обо всём на свете и бросилась наудачу за приключениями. Что, скажешь не так?

Аня сыпала землю на дождевого червя, который настойчиво продирался сквозь искусственно создаваемые ею завалы на поверхность. Она брала ком и давила его в ладошке, червь скрывался под землёй, но через несколько мгновений снова выползал наружу. Меня позабавил этот поединок, я порадовался неумолимости неразумного червя, который вместо того, чтобы спрятаться и переждать опасность, стремился выбраться наверх. Ане надоело это противостояние, она схватила червя, разорвала на две части и отбросила в сторону. Оба новых червяка с прежней настойчивостью принялись ползти к одним им известной цели.

— С одной стороны понимания недостаточно, — говорю я Ане. Мы идём по улице к реке. — С другой — его слишком много.

Она улыбается и неотрывно смотрит на меня. Я опять раздвоился: я смотрю на себя со стороны, я задумчив, тих и невидим, и я произношу бессмысленные слова. Я вижу себя, идущего по дороге, и вижу себя же, стоящего в стороне. Порхающего, зыбкого, прозрачного.

— Его недостаточно, чтобы установить прочный и явный контакт, и его с избытком, чтобы заставить тебя чувствовать опасность и испытывать страх.

— Всё, что умеют люди — это бояться. И ничего больше. Они боятся, боятся, боятся, все их действия подчинены страху, все их поступки совершаются по причине страха и являются его следствием. Я встречаю человека, говорю ему «здравствуй», я приветлив и открыт, он отвечает мне «здравствуй», он улыбается, он жмёт мою руку, но внутри нас обоих — страх. Страх быть непонятыми, страх прослыть чужими, страх обидеть и быть обиженными — от него никуда не скрыться, не спрятаться.

— Так надо — скажут умные люди. Страх оберегает и позволяет сохранять жизнь. Продолжать её в потомках. Страх — требование природы.

На реке половодье. Мы стоим у самого края воды, она плещется у наших ног, она мутная и грязная, в ней плавает мусор.

— Где логика? — бормочу я. — Объясните мне логику, нарисуйте схемы, покажите варианты развития. Они должны быть, они где-то существуют, кто-то знает о них.