Бандитские повести [СИ]

— Почему меня ввели в действие, а памятку с правилами не положили в карман? Вот, я трогаю карман, вот другой, там ничего нет, я не знаю правил. Все их знают, любая неграмотная баба, любой алкоголик, чёрт возьми, их знает любая обезьяна кроме меня!

— Я не в компьютерной игре. Ошибки здесь не исправишь, сброс и перезагрузка отсутствуют. Значит я безответственен, с меня нет спроса, я ни за что не отвечаю, никому не подчинён, я сам по себе. Я радуюсь и страшусь этого.

— Природа не знает стыда, почему его должен знать я? Должен, шепчет мне маленький гнусный надсмотрщик, что постоянно сидит внутри, ты должен знать стыд. Стыд, страх, разочарования — ты обязан изведать их сполна, утонуть в их приторных ласках, захлебнуться их безвкусной горечью, ты обязан.

Я расстёгиваю ширинку и пускаю струю мочи в воду. Она ударяется о поверхность, расходятся круги, она не смешивается с водой — жёлтый цвет вполне заметен на мутной водяной глади. Аня скалит зубы, пытается смеяться и прыгать — ей необычайно радостно от моего поступка. Я начинаю смеяться в ответ, смех прорывается неожиданно, сам по себе, ещё мгновение назад я был не в настроении для смеха, но сейчас он сыплется из меня тугими гроздьями. Я вожу членом из стороны в сторону, и струя рисует на поверхности воды зигзагообразные узоры.

— Смотри, смотри! — кричу я Ане. — Это знак Зорро! Зорро вернулся! Защитник обездоленных снова с нами!

Я порхающий кружусь рядом и мне тоже весело — удивительно, я бестелесен и нем, но и мне хочется смеяться.

— Всё просто, — говорю я. — Всё ужасно просто, но за простоту эту никак не удаётся ухватиться. Она возникает на миг, может быть на минуту, но затем куда-то растворяется.

— Ты знакома с ней? Знакома? Я знал, что ты знакома, тебе не ведомы сложности этого мира. Они не беспокоят тебя.

— Какие вообще могут быть сложности, кто их выдумал? Жизнь проста и бессмысленна, преступление искать в ней смысл. Нам даны неверные установки, задан неправильный ориентир.

Мы валяемся по земле и кусаем друг друга. Аня норовит укусить меня за ухо, я же ловлю её нос. Нам смешно. Я смотрю на нас сверху, ветер относит меня вдаль — я делаю усилие, чтобы оставаться рядом со своей половиной. Она единственное, что у меня есть, я не могу потерять её.

Аня шепчет мне что-то, она произносит звуки необычайно быстро, я даже не успеваю распознать их на слух. Звук её голоса необычный, отрывистый, в чём-то надрывный.

— Что? — переспрашиваю я.

— Что ты хочешь сказать? — недоумеваю я.

— Чёрт, всё же мне не хватает понимания, — говорю я с сожалением.

Аня, словно отчаявшись сообщить мне свою мысль, замолкает. Она льнёт ко мне губами, мы целуемся. Нам хорошо, нам необычайно хорошо.

Потом мы сидим на берегу и кидаем в воду камни. Я смотрю на нас с высоты, я умиротворён и тих. Мне невесомому тоже хорошо.

— Ну что, поедем мы наверное, — сказал я Алевтине Дмитриевне.

— Поедете? — переспросила она.

— Ну да, что тут ещё делать?

— И Аня?

— Да, она тоже хочет.

— Ну ладно, — согласилась она, — езжайте. Я ещё останусь на часок, морковь посажу и редиску. Деньги есть у тебя?

— Есть, — кивнул я.

— Подожди, подожди, — засуетилась она, — что ты свои будешь тратить. Раз привезла тебя сюда, надо и на обратную дорогу дать.

— Да ладно, — отмахнулся я, но как-то неубедительно. Тратить свои деньги всё же не хотелось.

Алевтина Дмитриевна достала из кошелька двадцать рублей и протянула мне.

— Вот. С Аней поосторожнее там. Много народа будет — не лезьте, дождитесь следующего автобуса. Чтобы она сидя ехала.

— Хорошо.

Мы вышли за ворота и зашагали по направлению к автобусной остановке. Разбитая бетонная дорога покрылась лужами и колдобинами. То и дело приходилось огибать их. Изредка нас обгоняли легковые автомобили.

Держась за руки, мы дошли до остановки. Очередь оказалась небольшой, в ней стояли всего две пенсионерки — видимо автобус ушёл совсем недавно.

— Болеет? — отвратительно-деликатным тоном спросила меня одна из женщин, когда я, усадив Аню на скамейку под навесом, вернулся в очередь.

Я поражался этой способности людей постоянно лезть в чью-то жизнь, поражался и не понимал, какие мотивы ими руководят. Неужели тебе не всё равно, смотрел я с негодованием на пожилую женщину, неужели ты не можешь сделать вид, что всё нормально? Неужели у тебя не хватает силы воли для этого?

— Нет, — ответил я сдержанно и недовольно. — С чего вы взяли?

— Да как уж нет?! — с визгливыми нотками в голосе отреагировала она. — Вон ведь она какая, смотреть больно!

— Да уж, — подала голос и другая женщина, что подняло моё раздражение ещё на несколько градусов. — Жалко девчонку. С рождения такая?

Если бы была возможность просто уйти, не сказав ни слова, я бы так и сделал. Но возможности такой не было, пришлось отвечать.

— Что за болезнь, о чём вы говорите? — выразил я своё удивление. — Обыкновенная девушка, такая как все.

— Обыкновенная! — хмыкнула возмущённо пенсионерка, спросившая меня первой, и взглядом обратилась за помощью к своей соседке.