Читаем Бандитские повести [СИ] полностью

Так, рассуждал я, куда она могла пойти? Куда вообще она обычно ходила? Никаких вариантов не возникало. Я не помнил, чтобы Аня ходила куда-то одна. Мать не отпускала её одну даже во двор. Только со мной, да и то не всегда.

Я принялся обходить все дома, встречавшиеся на пути. Смотрел на каждую скамейку у подъездов — мне казалось, что Аня могла присесть на одну из них. Долго находиться на ногах ей было не по силам. У подъездов в этот тёплый летний вечер сидело много людей, одиноких и в компании, но не один из них на Аню не походил.

Я жалел, что не расспросил у Алевтины Дмитриевны во что она была одета. Приходилось только говорить о её болезни и тёмных волосах.

— Девушка, нездоровая она. Трясётся немного. А волосы тёмные такие.

— Нет, — отвечали люди.

— Не припоминаю.

— Не видел.

— А что случилось-то? — спрашивали некоторые.

— Да потерялась, — нехотя отвечал я. — Она больная, домой сама дойти не может.

— Э-э, что же ты за ней не смотрел! — смеялись люди. — Взял, и подругу потерял.

Надо искать там, где её видели в последний раз, решил я. Последний раз Аню видели у магазина. Я представил пешую дорогу с рынка, по которой шли Алевтина Дмитриева с дочерью и вспомнил все магазины, которые могли встретиться им на пути. Получалось не меньше пяти штук.

Ну что же, пять так пять, решил я, и направил свои стопы в сторону рынка.

Людей, заходивших в магазины и выходивших из них, спрашивать было бесполезно, они являлись здесь минутными посетителями. А вот бабушки, торгующие сигаретами и семечками могли кое-что видеть. Два первых магазина, возникших на пути, были придорожными коробушками, бабушки возле них не значились. Там вообще некого было спрашивать. Третий назывался супермаркетом, правда с провинциальными закосами — достаточно небольшой для настоящего супермаркета, но достаточно крупный, чтобы производить этим гордым словом трепет на местных жителей. Я в очередной раз пожалел, что не расспросил толком Алевтину Дмитриевну, не узнал у неё даже магазин, в который она заходила. Бабушек здесь оказалось предостаточно, и на мои расспросы они отвечали охотно.

— Видела, — сказала мне одна, маленькая морщинистая старушонка, несмотря на лето одетая в куртку. — Больная, трясётся. Видела. Два парня её увели.

— Точно, точно, — заверила меня другая, помоложе и в более традиционном для летних месяцев наряде — мужском пиджаке. — Знаю я эту девчонку, Анька её зовут, часто её вижу. И мать её знаю. Как их фамилия… — она наморщила лоб. — Самойловы, — вспомнила она, — Самойловы фамилия.

— Самойловы, — подтвердил я. — А куда они пошли, не заметили?

— Заметили. Вот мимо того дома прямо к почте. Ну а от неё куда, не знаем.

— А что за парни? Может, вы и парней знаете?

— Видела я одного раньше, — подумав, ответила женщина в пиджаке. — Толпой они всё время ходят. На пустыре за аптекой обычно околачиваются.

— На пустыре?

Я забеспокоился всерьёз. Сердце защемило, дышать стало трудно — я начал догадываться, что дело действительно нешуточное. До пустыря я домчался в мгновение ока. Ни голосов, ни звуков не доносилось с его просторов. Я спустился в котлован со сваями, полазил по кустам — никого. Несколько минут я в растерянности постоял на месте, оглядываясь по сторонам и решая, что же делать дальше. Мой серый, невзрачный дом уныло смотрел на меня тоскливыми окнами. Мне подумалось, что может быть надо сбегать к Самойловым домой, может быть Аня уже нашлась, но что-то неприятное и колючее в груди говорило, что это не так.

У одного из подъездов соседнего дома на скамейке сидел пацан, лицо которого было мне знакомо. Имени я его не знал, но не раз встречал его на улице. Он неторопливо покуривал сигарету и артистично сплёвывал на асфальт.

— Привет, — подошёл я к нему. — Закурить есть?

Пацан взглянул на меня и, ни слова не говоря, полез в карман за сигаретами. Я прикурил от предложенной им зажигалки и затянулся, едва не закашлявшись.

— Немов где сегодня тусуется? — спросил я, стараясь придать голосу твёрдость.

Пацан пожал плечами.

— Не знаешь?

— Не-а.

Я снова затянулся.

— Нужен он мне, — не затягиваясь, выпускал я дым. — Дело есть.

Пацан на мои слова не реагировал.

— Большое дело, важное.

Он продолжал равнодушно смотреть вдаль.

— Ты вообще Немова-то знаешь? Или ты так тут, тузик просто.

Пацан на мои слова обиделся.

— Знаю я Немова! — исподлобья взглянул он на меня. — Хорошо знаю.

— Ну, значит должен знать, где он сейчас.

— Да почему это я должен знать?

— Ну, раз дружбан его.

— Он мне не докладывает. Слышал я чё-то тут, типа в подвале они сидят.

— Каком?

— Каком обычно.

— В двадцать четвёртом доме?

— Нет, в двадцатом.

— В двадцатом, говоришь…

Я выбросил сигарету ему под ноги и зашагал к указанному дому.

Вход в подвал у этого одноподъездного двенадцатиэтажного дома был единственный — сбоку. Дверь оказалась закрытой, по всей видимости изнутри. Это меня немного смутило, но на всякий случай я постучал в неё. Мне показалось, что за ней раздалось какое-то шевеление. Я постучал громче, а потом, по какому-то наитию крикнул:

— Открывайте, пацаны! Свои!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза