Третий день я пребывал в глубочайшей депрессии. Стояли первые числа июня, все мои клиенты дали мне отбой. Никто не обращался ни с контрольными, ни с переводами. На последнее объявление в газете, которые я давал регулярно и благодаря которым находил работу, не отозвался ни один человек. Ни одного звонка за целую неделю. Такое произошло со мной впервые, хоть кто-то да звонил, пусть просто для того, чтобы узнать расценки. Я раз за разом открывал газету — убедиться, что объявление действительно опубликовано. Оно смотрело на меня, оно было явным, в нём значился мой телефонный номер, но звонков не раздавалось.
— Просто наступило лето, — давал я себе объяснения. — Английский никому не нужен.
Самоуспокоение не действовало. Отсутствие звонков производило тягостное впечатление, мне чудилось, что вокруг меня организован заговор — весь мир, все люди Земли объединились с одной-единственной, коварной и злобной целью: уничтожить меня. Лишить меня моего крохотного заработка, заморить голодом и умертвить.
Деньги почти закончились, никаких сбережений у меня не осталось, я понимал, что через несколько дней не смогу купить и буханки хлеба.
— Надо искать работу, — говорил я себе. — Искать работу.
Третий день я валялся в кровати. Не хотелось ни есть, ни пить, ни двигаться. Время от времени я погружался в липкий и тревожный сон, в котором все тревоги многократно усиливались, принимали демонические масштабы и душили своей неразрешимостью.
Из этого коматозного состояния меня вывел стук в дверь. Я встрепенулся, услышав его, но подниматься не собирался. Стук лишь родил во мне волну раздражения. Я ждал момента, когда наглый посетитель, осмелившийся тревожить меня своими ничтожными проблемами, поймёт, что ему нечего здесь делать и отвалит восвояси. Но посетитель не сдавался. Раз за разом он прикладывался к деревянной двери кулаком, и с каждой секундой стук делался всё более громким, частым и истеричным.
Наконец я сдался. Поднявшись с кровати, я сделал несколько нетвёрдых шагов к двери и посмотрел в глазок. Человеком, потревожившим меня, оказалась Алевтина Дмитриевна. Я повернул ручку замка и распахнул дверь.
— Чего не открываешь? — громко и нервно спросила она. — Спал что ли?
— Спал, — кивнул я. — Проходите.
Она вошла в квартиру и осмотрелась. Взгляд её был тревожен и пытлив. Увидев, что я один, она сделалась ещё более напряжённой.
— Анька не у тебя? — спросила она надтреснутым голосом.
— Нет, — мотнул я головой.
— И не заходила?
— Не заходила. Я её уже несколько дней не видел.
— Ай, плохо дело! — расстроилась Алевтина Дмитриевна.
— А что такое? — спросил я. — Потерялась?
— Потерялась, — кивнула она. — На рынок с ней ходили, юбку купили, блузку. Я на обратном пути в магазин зашла, её у входа оставила — стой, говорю, жди меня. Возвращаюсь — её нет.
— Домой пошла, наверное.
— Да нет её дома! — почти крикнула мне в лицо женщина. — И на лавочке у подъезда нет. Да и не ушла бы она без меня.
Я стал одеваться.
— Искать надо, — сказал ей. — Сейчас я, соберусь. Подождите две минуты.
— Искать, да, искать, — нервно переминалась с ноги на ногу женщина.
Я наскоро оделся.
— Я бы не волновалась так, — говорила Алевтина Дмитриевна, — с ней бывало такое — забывалась, уходила. Но мне одна женщина у магазина сказала, что к ней два парня подошли и увели её.
— Может, это не Аня была?
— Нет, она мне её описала. Аня, она самая. Ой, сердце как болит у меня! — Алевтина Дмитриевна схватилась за левую грудь и отчаянно принялась её массировать. — Господи, неужели случилось что!?
Мы вышли из квартиры, я запер дверь.
— Ничего не случилось, — попытался я её успокоить. — Сейчас пройдёмся по микрорайону, где-нибудь да найдётся.
Мы спустились на лифте на первый этаж и вышли из подъезда.
— Наверное, надо разделиться, — предложил я. — Больше шансов найти. Вы к детскому саду идите, а я в сторону школы.
— Ладно, — согласилась она. — Вань, как найдёшь её, сразу домой веди! Господи, лишь бы всё нормально было!
Скорым шагом я направился к школьному стадиону. Он находился примерно в километре от нашего дома. Почему я шёл туда, мне было неясно. Что могла забыть там Аня, я не представлял. По пути я подумал, что надо бы было обзвонить больницы, но тут же понял, что больницы — это, пожалуй, крайний вариант. Может всё не так уж и страшно: Аня забылась, отошла от магазина, потом не смогла вспомнить обратной дороги и бродит сейчас, забытая, потерянная и неприкаянная по дворам нашего микрорайона.
На стадионе её разумеется не оказалось. Я даже разозлился на себя за то, что мне в голову пришла такая идея — искать Аню здесь. На всякий случай я обошёл школу кругом и заглянул под все кусты, росшие поблизости.
— Вы здесь девушку не видели? — спрашивал я встречавшихся людей. — Она нездоровая, сразу в глаза бросается.
— Нет, — отвечали мне.
— Не обратил внимания.
— Здесь полно девушек шастает, за всеми не углядишь.