ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Приют для животных «Добрый доктор» располагался в одном из переулков, отходящих от Чистопрудного бульвара. Вершинин доехал туда довольно быстро. Во дворе большого старинного здания стоял одноэтажный каменный флигель.
Никаких признаков «разгрома» или «сноса» флигеля Вершинин не заметил, хотя перед большим зданием часть улицы была отделена бело-красными лентами, и красовалось объявление о том, что здание в аварийном состоянии. «Просьба соблюдать осторожность при проходе».
…Конечно, знакомство с этой Катей не могло быть для него ничем кроме позора и напрасной траты времени. Всех этих защитников животных, Химкинских лесов и прочего он наблюдал лишь издали и понимал, что в их деле много грязной и мелкой политики, в которой главное – умение выдать чёрное за белое или наоборот.
Позвонил Кате, не заходя во флигель. Как он и ожидал, она появилась не одна, а с приятной и спокойной женщиной средних лет, директором приюта «Добрый доктор». Та объяснила ситуацию: большое здание, в котором размещалась лаборатория одного из вузов, идёт на капремонт, лаборатория (при которой и функционировал приют) переехала в новое помещение, но там места для зоозащитников не нашлось. Флигель, действительно, хотят снести, причём в спешном порядке. Так якобы нужно по технологии капремонта.
– Как будто всё законно и логично, – заметил Вершинин.
– Да… Только некуда деваться.
– Не нашли запасной площадки?
– У нас не было времени найти. Объявили так внезапно, хамски.
– Мы надеялись наоборот, – вступила Катя с горячностью, – что большое здание будут перестраивать, но нас как раз не тронут…
– Разрешите мне взглянуть на ваше хозяйство… Какая площадь вам нужна?
Они вошли внутрь, где не очень сильно, но явственно пахло зоопарком; уже в первой комнате стояли в два этажа клетки с кошками, во второй их встретил собачий лай…
– Дело не столько в площади, – объясняла директор, – сколько в специфике содержания животных… В этот двор не выходят окна жилых домов, и нам тут очень удобно… было, – поправилась она.
– А я как раз живу в районе Ботанического сада… – задумчиво сказал Вершинин.
– Ой, это бы нам так подошло! – вскликнула директор…
Что ж, похоже было, что с Катей ему на этот раз повезёт; по крайней мере, в машине она с ним будет вдвоём. Он предложил отвезти именно Катю, показать ей якобы имеющееся помещение. Минут сорок пришлось ждать; он попил чаю с директором, пока Катя заканчивала свои обязанности по уходу за больными кошками.
Выходя из флигеля, Вершинин показался себе таким же насквозь пропахшим кашачьим духом, как и сама Катя.
Впрочем, она переоделась, вымыла руки и, сидя рядом с ним в машине, утверждала, что ничем от неё не пахнет.
– Понюхайте! – поднесла ему к лицу свою правую кисть.
Это был царственный жест…
Как и тогда, когда он первый раз привёз её к себе домой и она сняла свою грязноватую белую курточку, он почувствовал себя… «Резко помолодевшим»: быть может, так это описывается.
– Я забыл, у тебя есть образование, Катя? Кроме школы.
– Я биолог.
– А, да, ты говорила. Биолог… Но не ветеринар?
– Мы проходили ветеринарное дело. Иначе я бы тут работать не смогла…
– Ну, я думаю, здесь такая уж квалификация не требуется?
– Не скажите, Павел Иванович! – она ожидаемо начала хвалить своё зоозащитное дело, при этом личико её стало совсем детским, и он подумал, что в ней, конечно, уживаются два существа. Во-первых, та царственная особа, которая не может не сознавать силу своей красоты, и, во-вторых, этот продукт «Гринписа», толерантности и всего прочего в этом духе. Причём «во-вторых» у неё, конечно же, на первом месте, так что вряд ли ему что-то обломится…
Он припарковал машину возле своего дома, куда привозил её с её парнем, Игорем, полтора месяца назад. Кстати, с тех пор тот скандал с «БАНО ЭКО» совершенно заглох, пресса о нём позабыла.
– Я мог бы тебя привезти сразу в администрацию Ботанического сада, но предпочитаю всё-таки проделать подготовительную работу. Нужно созвониться, для этого полистать справочник, залезть в интернет…
Она кивнула и чуть-чуть, микроскопически, втянула ноздрями воздух…
Они вошли в квартиру, и дальше, как пишут в романах, «жизнь Вершинина разлетелась на куски».
Ничего особенного, конечно, не случилось: ну, переспал ещё с одной… Странным было то, что в смысле гормонально-физиологическом Катя особой встряски в нём не произвела, в отличие от Ирины, с которой он порой испытывал целую бурю чувств, причём, как правило, мрачного оттенка. Эти чувства усиливались, приобретая надрывность, как в мозгу безумца, потом сменялись лёгкостью, успокоенностью.
Катя, слава Богу, никаких бурь не заставляла испытать. Это в ней разыгрывались – он понимал – небольшие бури, скромненькие, как в стакане воды. Но вскоре он заметил, что её чувствами он способен управлять и что его молодая партнёрша легко поддаётся управлению…
Чёрт его знает, он ведь – не «герой-любовник», он – серьёзный человек, следователь! Но в том-то и дело, что работа следователя из-за этой девчонки начала отходить на второй план…