Он разделает меня, как Бог – черепаху, и если бы проход не был таким узким, я уже лежал бы в отлете… Как говорится, мы – в разных весовых категориях. В смысле мастерства. Отхожу медленно к тамбуру… А блондин, похоже, и не очень торопится. Сейчас он – на своем поле, куда спешить?.. И «перебить стрелку» уже не удастся… Хотя… А не «спраздновать» ли мне труса?.. Естественно, я помню и о «тридцать третьем приеме каратэ», который в русском переводе звучит как «ноги мои ноги, несите мою попу», – в данной ситуации он может быть весьма действенным. По крайней мере, удалит нас из вагона, где мирно спит Ленка: она точно лишняя на этом «празднике здоровья», а привычка к «чистоте» у «спортсмена-разрядника» стала, пожалуй, такой же необходимостью, как писать перед сном… Меня он «выключит», девчонку – убьет. Игры профессионалов, ходить им конем!
Да и если глупо спорить с мастером единоборств голыми руками, то с ним вполне можно толковать с какой-нибудь железкой, зажатой в мозолистой рабоче-крестьянской ладони финансиста! В юности я учился не только нырять, но и использовать подручный металлолом со всей присущей ему убойной силой.
Кочережки, какими помешивают уголек проводники в рабочих тамбурах, – вполне из их числа… К тому же-у меня преимущество. Судя по тяжелым карманам, у блондина там «шпалеры» на боевом взводе, но стрелять он не торопится: я ему нужен самолично, живой и по возможности не сильно поврежденный! Вот уж этой радости я ему не доставлю!
Кое-как отмахиваясь, двигаюсь каракатицей, спиной вперед. В смысле – назад. Сдергиваю шторку вместе с бордюром, перегораживая проход. Задержит это блондина на секунду, но мне больше не нужно. Проскакиваю створки, дергаю дверь, хлопаю ею и – вперед! Пролетаю мирно спящий купейный, следующий. Преследователь отстает на полвагона… Блин! Хозяйственные провожалы пошли – нигде ни кочерги, ни совка хренового! Еще вагон…
– Вы что это, гражданин? – Поддатая, крашенная гидропиритом сердитая тетка колышется лицом, плавно переходящим в безразмерную грудь, и таращится на меня фиолетовыми коровьими глазами. Вагон-ресторан.
Вместо ответа, двигаю тетку снизу в подбородок, мне некогда растолковывать ей старую истину общественных пищеблоков: «Проход держать свободным!» Да и боюсь, если она останется стоять так же несокрушимо, мой «приятель» – блондин «заласкает» ее ребром ладони по шее – до смерти…
Проскакиваю в вагон, оказываюсь в кухонном рабочем тамбуре. В самом «пищеблоке» – два пьяных кавказца с «дэвушкой-баландынкой», подобной первой…
Но они в таком состоянии, что и эта кухонная дива кажется им Белоснежкой!
Понятно, что меня они если и воспринимают, то только как часть пейзажа и то – вряд ли… Я же хватаю со стойки кухонный нож, сработанный в аккурат как датский меч, и выскакиваю в тамбур.
Голубоглазый появляется следом, будто тень отца Гамлета. Смотрит на шедевр кухонного искусства в моей руке – явно не «Аристон»! – и губы его кривятся в презрительной усмешке. Пусть кривятся!
Отмахиваю «мечом» так, что он едва успел отклониться назад. Тусклое, привыкшее к крови железо в полутемном тамбуре выглядит совсем темным. В такой тесноте блондину ногами не размахаться, а зажатый в моей руке металлический брусок делает саму руку на сорок сантиметров длиннее. Поиграем?
– Может, обойдемся без кровопролития?.. – Блондин лениво разлепляет губы.
Ему не до игры. Усмешка продолжает кривить губы, удар – молниеносен: меня бросает в угол, он делает шаг, швыряю нож ему в лицо, как дротик, – он отбивает рукой. Прыжком приникаю к противнику, хватаю за лацканы куртки, дергаю на себя – он грамотно переступает, оказывается спиной к стене, а у меня сзади – распахнутый черный проем, оттуда веет холодом. Стараясь использовать инерционную скорость, пихаю его к стенке., пытаюсь ударить затылком, он инстинктивно напрягся, сопротивляясь… С силой рву «спортсмена» за куртку, падаю перекатом на спину, с упором ноги в живот, – и мы оба летим в черную снежную пропасть. Как в бездну.
Лена Одинцова проснулась, когда уже рассвело. Глянула на часы – четверть десятого. Это значит, что через час – Москва?!
Быстро встала, оделась, начала прихорашиваться. Сначала отсутствием Дорохова она никак не встревожилась. Захватила зубную щетку, в туалете привела себя в порядок; заглянула в тамбур, но там его не было тоже… Хотя туалета в СВ – два. Подошла ко второму – тот оказался заперт; несколько раз постучала – без результата…
Постучала в купе проводника – никакого ответа. Дернула дверцу. Тоже заперта. Где этого-то носит?! Уж он-то должен объявиться обязательно – деньги за роскошный ужин с напитками и закусками он не получил. Может, напился сам и дрыхнет? Странно…
Лена пошла по вагону, дергая все двери подряд. Некоторые были незаперты, другие – закрыты, но снаружи. Вот тогда стало тревожно по-настоящему… Она – что, одна в целом вагоне? Совсем?