Банкир

За окном проплывали куцые, бедные деревеньки Подмосковья. Дальше – появятся замки и замочки под блистающими кровлями, с башнями и башенками, этакие «Замки Шляпников»[5], среди серых бревенчатых срубов – и это будет означать, что Москва совсем рядом. Но где же Дорохов?!

У Льюиса Кэрролла в «Алисе в Стране чудес» Шляпник – олицетворение рационального; примерявший шляпы на себя, он сам превратился в «болванчика» и вместе с Мартовским зайцем оказался «вне времени». Страна чудес…

* * *

Лена еще раз беспокойно прошлась по вагону, дергая подряд все двери. Вышла в соседний тамбур. Там – все как обычно: трое мужиков спокойно курили, причем у одного из них папироса под благородным названием «Беломор» распространяла такой омерзительный запах горелой тряпки, что не оставалось сомнений: на табачной фабрике в каком-нибудь Погаре или Ельце добавлять туда табак перестали вовсе и обходились тем, что произрастало окрест, комбинируя с отходами тряпкопрядильного производства.

Лена прошла в вагон, спросила проводницу, сосредоточенно подметавшую дорожку:

– Извините…

– Чего надо? – Проводница подняла голову, и на лице ее словно было написано курсивом: «Ходют, сорют, а как подметать – так…»

– Извините. – Лена попыталась улыбнуться, наткнулась на устало-настороженный взгляд тетки, поняла, что не получится. – Скажите, вы не знаете, где может быть проводник соседнего вагона?

– Я что, нанималась за ним следить?

– Нет, но Москва скоро, а у него – заперто.

– А тебе чего приспичило-то?

– Да я хотела расплатиться, мы у него колбасу брали, коньяк…

– А-а-а… – протянула тетка с некоторым даже удивлением. Видно, пассажиры, которые боялись, что уйдут, за что-то не расплатившись, попадались ей куда реже, чем наоборот. – И много вы ему задолжали?

– Так он цену не назвал. Мы и решили – перед Москвой расплатимся.

– Так ты из седьмого?

– Ну.

– В седьмом – Колька Прохоренко, он вообще непьющий, и куда его черти занесли – это уж не знаю. Да и как объявится – ты, девка, не очень-то и раскошеливайся, он жмот редкий, прикинь сама, насколько наели-напили, увидишь: как цену назовет, так вдвое супротив твоей станет, а то и втрое, даже с нашенской накруткой. У него и мы снегу не допросимся по зимней поре… Так что – если где и затерялся покудова – так и в голову не бери… Объявится! Чтобы Коляня Прохоренко от денег срывался – такого никак быть не может.

– А у бригадира?

– Это вряд ли. Хотя… Только ты к нему не ходи. Бригадир у нас второй день как стро-о-огий, не тормоши зря. А то он с недопиву – на нас набросится, что твой тигра!

Лена вернулась в купе. Быстро пробежала заново вагон: никого.

– А много тут еще пассажиров-то? – появилась-таки проводница соседнего, шестого, видно, все же почувствовав профессиональную солидарность. – Да на тебе, девонька, чтой-то лица нет.

– Попутчик куда-то запропастился…

– Попутчик… Стала бы ты так переживать – из-за попутчика… Али матрос какой обходительный, вчера – добрый-ласковый, а сегодня – и след простыл?

– Даже не знаю, где он может быть…

– Э-э-э… Девонька, уж я на рейсах и не того насмотрелась! Ты лучше глянь-кось, все вещи-то целы? И деньги? А то пошли щас прохвосты, на бабских струнах так споют-сыграют, что твой Сличенко! Цыганская у них душа – вот доверчивые к ним и тянутся! Глаза надо иметь да строгость! Вы, молодые, этого и не поймете, пока не обломает вас… Я вон тоже дурой какой была, а щас двоих детей одна поднимаю: благоверный как с отсидки придет, так сразу за бутылкой, и – снова туда же, что в дом родной… Вдругорядь заявится, так я ему табуретку об башку-то обломаю и пошлю на все четыре… А то ему там на всем готовом, в тюрьме той, а я по поездам полторы ставки тяну, чтобы детей поднять как-то… А народ щас пошел не очень-то раскошелистый, чтобы подзаработать или еще чего…

Разве что летом, а щас… Это что, справедливо?.. Ну что, целы вещи-то?

– Целы…

– Ну а тогда и не горюй. Коли нужна – объявится-заявится, никуда не денется… Ну а коли… – Женщина прошла к купе проводника, отомкнула «семейным» дверь, отодвинула в сторону. – Нетути. Как корова языком слизала. – Добавила вроде про себя:

– А может, и запьянствовал в тринадцатом… Там, кажись, у Алексеича – именины… Ну да у него в каждый рейс – то именины, то смотрины, то поминки с опохмелками… Одно слово бобыль, и все деньги – на пропой души… Так чего вы у него брали-то?

– Коньяк, сервелат, балык, картошку…

– Ну, картошку, положим, не в счет, а за остальное… – Баба подняла глаза, что-то в уме прикидывая. – У тебя деньги-то есть?

– Есть.

– Тогда две сотни – в аккурат.

Лена отсчитала три.

– Богато живешь?

– Хватает.

– Ну и слава Богу. Да не переживай – найдется дружок-то. Может, с тем Колькой и запьянствовал… Он у тебя как, заводной?

Лена пожала плечами.