Банкроты и ростовщики Российской империи. Долг, собственность и право во времена Толстого и Достоевского

Кроме того, тюремное заключение за долги в том виде, в каком оно было институционализовано в России в XIX веке, регулировалось значительно строже, чем в случае более известной английской модели. Этот контроль, должно быть, вносил свой вклад в относительно ограниченное использование данной меры, но он тем не менее ставил под угрозу ее по сути частно-правовой характер, тем самым обнаруживая то же сочетание государственного патернализма с опорой на личное усмотрение и инициативу в финансовых и экономических делах, типичное для эпохи Николая I. Однако заключение за долги показывает, что даже этот существенно ограниченный в применении правовой инструмент использовался частными лицами, стремившимися защитить свои интересы и претворить в жизнь свои стратегии, причем зачастую способом совершенно неожиданным для властей. Лишь после 1879 года Российскому государству удалось в целом избавиться от этой аномальной практики и укрепить свою прерогативу на лишение своих подданных свободы.

Жизнь в долговой яме

Московская временная тюрьма выделялась среди российских тюрем условиями содержания и социальным составом заключенных. Поскольку она находилась в ведении московской полиции, а длительные сроки заключения за долги были редкостью, в ней не сложилась характерная внутренняя социальная структура со своими ритуалами, но в то же время она ни в коем случае не представляла собой убежища для бедствующих должников в духе нереформированных английских тюрем или мест временного заключения должников (sponging houses). Тем не менее в Яме репрессивность причудливым образом сочеталась с привилегиями, а сама она, подобно прочим институтам царского государства, регулировавшим российскую культуру долга, представляла собой место, где частные лица стремились защитить свои интересы от посягательств начальства и других заключенных, а также утвердить свои представления о личной идентичности и свободе.

В конце XVIII века арестованных должников содержали в Москве в обычной городской тюрьме, построенной рядом с казармами старинного Бутырского полка и потому известной как Бутырка[731]. Тем не менее представление о том, что должников следует держать отдельно от других заключенных, существовало уже в то время. Советский историк Михаил Гернет в своей эпохальной работе о царских тюрьмах приводит образцовый план здания губернской тюрьмы 1791 года. Однако он никак не комментирует тот факт, что на этом плане не менее четверти всего здания и тюремного двора отводилось для должников – точно так же как в тюрьмах существовали небольшие специальные отделения для женщин и несовершеннолетних правонарушителей[732]. В 1800 году новый Устав о банкротах требовал, чтобы должников содержали отдельно от уголовных преступников и при минимальном ограничении свободы для них. Стало ясно, что в крупных городах нужны отдельные тюрьмы для должников[733].

Ил. 6.2. Старое здание суда на Воскресенской площади в Москве, 1870-е годы. Источник: Н. А. Найденов. Виды некоторых городских местностей, храмов, примечательных зданий и других сооружений. Приложение второе. М., 1891

В отличие от Петербурга, где должников на протяжении большей части XIX века содержали в отдельном здании, московская долговая тюрьма, или Яма, находилась в самом средоточии городского бюрократического пейзажа, в здании губернских Присутственных мест на Воскресенской площади, рядом с Кремлем (ил. 6.2). Часть здания была отдана под Временную тюрьму, предназначенную в первую очередь для содержания подсудимых по уголовным делам в те дни, когда их доставляли в суд. Суды и другие учреждения переехали в это здание, построенное первоначально в 1733–1740 годах для императорского Монетного двора, после 1783 года, но неясно, когда именно во Временную тюрьму начали помещать и должников[734]. По-видимому, такая практика сложилась в первые годы XIX века. По крайней мере, по докладу местных властей 1803 года можно судить, что в то время тюрьма все еще исполняла свои первоначальные функции, поскольку в нем нет упоминаний о должниках[735]. Однако в официальном докладе 1808 года Яма фигурирует уже в первую очередь как долговая тюрьма; по крайней мере, чиновник, составлявший доклад, явно полагал, что она с самого начала имела такое предназначение[736]. Тем не менее там по-прежнему содержали и уголовных преступников, находившихся под судом, хотя и отдельно от должников.