Барабан на шею!

— Что ты этим всем поимел в виду? — промолвил растерянный Дубовых.

Лавочкин отмахнулся и пошел к телеге.

Ехали молча, дуясь друг на друга. В конфликте людей пес сохранял нейтралитет: свернулся клубком и спал, не обращая внимания на тряску.

Коля попробовал читать. Не получилось. Слишком сильно плясали строчки. Зато появилось время поразмыслить над угрозой киллеров: «Веры лопоухому нет никакой. Соврет и не покраснеет. Собаки не краснеют… А вдруг не солгал? Тогда нам крышка без знамени! Да и со знаменем было бы туго, с дырявым-то… Что противопоставить четверке магов-бойцов? Скорее всего, они нас никогда не видели. Значит, организуют погоню, ориентируясь на оставленные нами следы. А уж наследили мы — будь здоров! Наскандалили, стащили самую идиотскую повозку в мире, да еще и докладываем всем, кто мы и кого ищем… Значит, если стоит задача раствориться, то нужно вести себя тише, избавиться от телеги, сменить имена, а также выведывать о воре, меняя легенду от села к селу!..»

Пока Лавочкин разрабатывал комплекс конспирационных мероприятий, сзади остались три деревни. В каждой Палваныч терпеливо устраивал соцопросы. Ни в одной из них не знали о Шлюпфриге.

Почти стемнело. Кобелек выспался и беспокойно водил носом, ловя запахи.

— Что, собаками повеяло? — спросил прапорщик.

— Ими, чаровницами.

— Сиди, не дергайся.

— Давно хотел узнать твое имя, — заговорил Коля. — Мы всё «Пес в башмаках» да «Пес в башмаках». А ведь у тебя наверняка кличка есть.

— Ох… Право же… Шванценмайстер, [8] — нехотя буркнул кобелек.

Дубовых и Лавочкин засмеялись.

— Хорошее имя, а главное, точное! — сказал парень.

— Между прочим, старинная аристократическая фамилия, — почти протявкал Шванценмайстер. — И я, к вашему сведению, маркиз.

— Вот брехло! — расхохотался Палваныч. — Уморил, самозванец шелудивый… «Маркиз»! Ну, комик!

Солдат катался по телеге, держась за живот.

— Ах, вы не верите?! — вспылил пес. — Что ж, вы неотвратимо пожалеете. Прощайте!

Шванценмайстер в башмаках соскочил наземь и затопал к ближайшему чернеющему в темноте кустарнику, за которым начиналась очередная роща. (Россиянам эти мелкие, в основном кленовые леса порядком поднадоели.)

— Эй, вернись, Шварценеггер, или где ты как… — позвал Дубовых. — Не обижайся! Просто смешно звучало.

Пес не оборачивался, упрямо удаляясь от дороги. Фигурка Шванценмайстера растворилась в глубоких сумерках.

Прапорщик покричал еще, затем спохватился: упускать кобелька не входило в его планы. В припадке благоразумия Палваныч не стал вызывать черта, сидя в повозке. Слез, отошел в сторону.

— Аршкопф!

— Я!

— Задержать пса!

— Не имею возможности, товарищ прапорщик, — жалобно пропищал бес.

— Руки отсохли? — прорычал командир.

— Нет, не чувствую я его, — захныкал нечистый.

— Ну так не стой истуканом, он вон в те кусты побежал!

Черт исчез и не появлялся минут пятнадцать. Затем вернулся.

— Прошу прощения, объект не обнаружен.

— Вот, ядрена сыть, кусты! Вон роща. И ты говоришь, что объект не обнаружен?! Ты же мне еще не такое приносил, рогатый ты козел!

— Товарищ прапорщик, очень зря вы меня козлом обзываете. Плохая примета… — тихо сказал черт. — Я, как вы, наверное, забыли, ищу магическим зрением. Нет вашего кобеля ни в кустах, ни рядом. Не вижу, понимаете? И, ко всему прочему, не чихаю. А у меня на псину всегда чих начинается.

— Аллергия? — спросил с телеги Коля.

— Что? — не понял бесёныш.

— Неважно. — Солдат спрыгнул и приблизился к Палванычу и Аршкопфу. — А знамя ты чувствуешь?

— Нет. — Хвостатый ефрейтор совсем увял. — Оно у вас священное. Пока не увижу или не дотронусь, не ощущаю. Зато ожоги от касаний до сих пор болят.

Черт показал руки, но люди не распознали впотьмах волдырей на розовых ладошках и подпалин на шерсти.

— Да, ты здорово тогда схватился и орал, как ошпаренный, — припомнил Коля.

— Всё, кончайте болтать. Аршкопф, вольно. А мы с тобой, Лавочкин, будем готовиться к ночевке. Только отъедем подальше. Я так понимаю, кобель исчез. А он вряд ли маг. Стало быть, тут нехорошо, нечисто тут.

Луна, прикрытая легкой пеленой облаков, немного освещала тракт. Проболтавшись в повозке еще полчаса, путники свернули с дороги и разбили лагерь за огромным валуном.

Место было удачным. Рядом оказался пруд, вокруг нашлось много сушняка. Костер получился добротный.

Распрягли кобылку, напоили, привязали пастись. Спать решили в телеге. Съели по цыпленку, выпили пива (теперь Лавочкин имел право на употребление этого живительного напитка) и улеглись, укрывшись сворованными у Гюнтера с Петероникой одеялами.

— Павел Иванович, — сказал солдат. — У меня есть предложения по защите от убийц.

— Завтра, рядовой. Отбой. — Дубовых зевнул. Спалось превосходно.

Побудка была внезапной, словно смерть от упавшего метеорита.

— Попались, голубчики! — протянул громкий мужской голос. — И не совестно вам, а?

Прапорщик и солдат подскочили.

Телегу окружили четыре человека на вороных лошадях. Люди были облачены в доспехи и вооружены,

Коля вдруг понял, что он слишком молод и хорош, чтобы умереть.

Палваныч пришел примерно к аналогичной мысли.

Сражаться было положительно нечем.