Барабан на шею!

Путники почувствовали себя увереннее. Движение ускорилось. Углублялись в ответвление, заходили в тупик, возвращались. Углублялись, заходили, возвращались…

Через пару завалов и россыпь потайных кирпичиков «наступи и получи» проскочили почти шутя. Пока…

Пока не наткнулись на второй скелет. С проломленным черепом. Табличка гласила: «Я досконально следовал указаниям».

— Ну, что скажешь, умник?.. — рассмеялась Марлен.

Лавочкин перевернул табличку. На обратной стороне было написано единственное слово: «Шутка!»

Самонадеянная девушка замолкла.

В тишине раздался далекий утробный вой. Ему ответил глухой рык, короткий и злобный.

— Елки-ковырялки, кто это? — прошептал солдат. Виконтесса отозвалась не сразу.

— Я думала, это миф… — проговорила она. — По преданию, здесь, в лабиринтах Мраморшвиммера, обретаются два сверхсущества. Это чистые воплощения сил Зла и Добра. Первое носит имя Юбеляй. [30] Оно округлое, поэтому катается по коридорам, пожирая всё живое. Второе называют Роббен Гутом. [31] Оно бесформенное, ведь никто не знает, как выглядит Добро. Роббен Гут ползает и всех поглощает, даря им радость полного слияния с собой и друг с другом…

— Подожди. — Коля коснулся руки Марлен. — Кого поглощает? Какое «всё живое»? Тут же нет никого!

— Именно! Потому и загнали эту парочку в местные лабиринты. Чтобы равновесие не нарушалось. Понимаешь? Они крутятся тут, а мир спокойно решает свои проблемы, Правда, иногда Юбеляй и Роббен Гут сталкиваются. Тогда они сражаются, и пока, к нашему общему счастью, никто не победил. Если одержит верх Юбеляй, то мир погрузится в пучину хаоса и зла. Если же победит роббен Гут, то все люди мира поймут, что творить всяческое зло, грабить, истреблять, воровать, угнетать себе подобных нехорошо, и будут это делать только во имя Добра!

— Что опять-таки неприемлемо.

— Точно. Эти мощные воплощения — сфокусированная суть древнейшего вселенского конфликта. Яйцо и ползущая масса… Не самые красивые облики, но важна не форма, а содержание, не так ли?

— Не так. Важно сейчас совсем третье, — волнуясь, пробормотал Лавочкин. — Важно не попасться ни Добру, ни Злу. Не стоило молчать про Юбеляя и Роббен Гута, наверное…

— Я же думала, это миф! — надулась Всезнайгель. — Замок строили много веков назад!

«Идеальное место для тайника с Барабаном Власти, — подумал он. — У меня поджилки затряслись от новостей Марлен».

— Скажи мне честно, — громко сказал Коля. — Это вся информация про Мраморшвиммер? Или через пару шагов ты вспомнишь еще какую-нибудь легенду о динозавре?

— Не ори на меня, — тихо, но жестко ответила виконтесса. — Забыл правила, которые так рьяно исполнял? Хочешь, чтобы прикатилось яйцо Зла? Или тебе лучше слиться с Добром?

— Нет, слиться я не хочу, — пробормотал солдат. — Вперед марш.

Дальше шли почти крадучись. Ловили каждый шорох, замирали при всяком дуновении сквозняка. Свет лампы выхватывал надписи, оставленные безвестными скитальцами: «Было бы заблуждением полагать, что я заблудился», «Добро должно быть с кулаками», «Истина где-то рядом» и прочие «Чудище обло, озорно, стозевно и лаяй».

Марлен сказала:

— Я когда такое читаю, мне сразу в голову дурные мысли лезут…

— Ну, какая голова, такие и мысли, — шепнул Лавочкин.

Зайдя за поворот, солдат почуял, что-то изменилось. Впереди разливался мутный свет. И он приближался.

Когда Коля разглядел Роббен Гута, в памяти всплыла фраза «ведьмин студень». Сияющий белесым светом Роббен Гут полз навстречу солдату и девушке. Гут имел кисельную консистенцию и произвольно тек, выдвигая и поглощая собственные ложноножки. Воплощение Добра занимало весь коридор в ширину, а в длину было не менее четырех метров.

Колеблющийся молочный Роббен Гут передвигался не быстро, но беспрерывный процесс подтягивания за собственными отростками создавал иллюзию неотвратимо энергичного движения.

— Валим, Марлен, — процедил сквозь зубы парень, шагая восвояси.

Виконтесса не отстала.

«Хорошо, что Роббен Гут студень, а не мужик с луком и бандой подельников», — подумал солдат.

— Николас-с-с… Николас… — позвал рядового спокойный, какой-то воздушный голос.

— Ты слышишь? — спросил Лавочкин спутницу.

— Что? — не поняла она.

— Николас-с-с… Подожди!.. Я чувствую в тебе Добро… Мы должны…

— Слиться? Дудки! — Коля развернулся к Роббен Гуту.

— Николас, ты чего? — Девушка потянула его за рукав. — Пойдем скорее!

— Поговорить… Слиться мы всегда ус-с-спеем… Смотри, я остановился.

Воплощение Добра втянуло последние ложноножки, перестало расползаться, стабилизировав форму. Этакий сияющий матрас, да и только.

Солдат решил побеседовать:

— Что ты хочешь мне сказать?

— Ты с ним говоришь?! — не унималась виконтесса.

— Марлен, помолчи, пожалуйста. — Вновь зазвучал голос Роббен Гута:

— Чувствую, линии этого мира… сходятся вокруг тебя… Ты фигура чужая, мистическая…

Коля поморщился. Ему не нравилось слово «мистический». Дело было в созвучии. Mist по-немецки обозначает навоз. Поэтому от слова «мистический» дурно пахло.

— Есть и другой… Сеятель зерен Зла… Пожинатель скорби… Темный владыка…