Ни Даффи, ни Конроя у себя действительно не было, зато прямо напротив окон ирландцев спиной к грузовому депо сидел Курашкин и нажимал ногой педаль, заставляя вертеться большой точильный круг. В руках у него была старая казацкая шашка и он любовно прикладывал ее к кругу, вызывая из него снопы искр. Рядом стоял старик, опираясь на костыль, и внимательно наблюдал за действиями Курашкина.
– Здорово, Тарас! – Артемий Иванович подошел к Курашкину и хлопнул его по плечу. Курашкин вздрогнул, шашка с жалобным бряцаньем упала на камни мостовой и стоявший рядом хозяин возмущенно закричал. Владимиров поднял шашку и сунул в руки инвалиду.
– Иди отсюда, старик, иди. А то я сейчас тебе Малахов курган устрою. Что это ты, брат Курашкин, оружие точишь? Никак англичанин опять супротив нас собравши?
– Да ни, совсим розуму поизбавилыся, – сказал Курашкин. – Як шлюх ризаты почали, так вси вооружаться кынулыся. Чого до мени тильки не тянуть. С самого ранку за хатой слежу, це вже восьмый с оружием прыходить. Кажет, ветеран Крымськой войны, цю шашку там захватив. А ты, сын собачий, мене зароботку поизбавив!
– Не расстраивайся, Курашкин, я тебя в кабак за это сведу, – сказал Артемий Иванович.
– Це дило, – согласился Курашкин и, подхватив точильный станок, они отправились в ближайший трактир.
Артемий Иванович не стал разбазариваться на пиво и они сразу же заказали по виски.
– Эх, а горилка-то наша покрепче буде! – с тоской сказал Курашкин, хватанув сразу стакан. – Як на службу закликали, так бильше и не пробував.
– Они свою виски на креозоте настаивают, – сказал Артемий Иванович. – Потому такая дрянь. Хорошее что разве на креозоте делают?
– А можна ще на дьогти, – Удалой хлопец Курашкин смахнул с усов капли виски.
– Так ты с самого утра здесь все сидишь?
– Якщо б тильки це утро! Три недели вже сиджу на ций вулыци да ножи вострю.
– А по ночам ты тоже сидишь?
– Ни, в ночи за хатой спостеригае Сруль Эвенчик.
– А не говорил ли тебе твой Сруль, эту ночь ирландцы провели у себя дома?
– Ни, в ночи их в хати не було. И зранку воны не прыходыли. – Курашкин вдруг насторожился и взглянул на Артемия Ивановича почти трезвым взором. – А навищо тоби мои ирландци?
– Я, брат Курашкин, тоже по агентской части. Только начальство у меня покрепче будет. Я в Департаменте полиции служу-с.
– От диво! В самому Департаменти! Там, мабуть, агентам платять бильше, чым тут в Особливом отдили. И начальство в екипажах ездить. А мий инспектор Селифань як простый матрос, самый до мени пишкы через весь Лондон ходыть. Зато он на росийськой мови пояснитыся може. А ты мени в Департамент на службу можеш прыбудуваты?
– Это мы запросто! Но будет у меня с тобой уговор. Ежели ты кого из ирландцев увидишь, мне скажи. Я в Петербург в Департамент сообщу. А я увижу, тебе донесу, ты своем начальству отрапортуешь.
– Годытся, – согласился Курашкин. – Вдвох легше буде.
– Где же мне найти тебя, Тараска?
На этот раз Курашкин не стал скрывать своего адреса и ответил честно и прямо, как обязывала к этому возможная дальнейшая служба в Департаменте полиции:
– На Олд-Монтагью-стрите, поруч с лазаретом. От тильки нумер помещения забув. Ну да ты самый дознаешся, там на окни занавесочка жовто-блакитна. Як я с броненосця-то с «Петра Великого» в Глазге утикав, флажок одын, «покой» по-морському, прихватыв, щоб замисть ковдры накрыватыся.
– Так это ты книгу сигнальную спер?
– Я! Насилу дотащил до Лондона, четырнадцать фунтов весит.
Без пятнадцати одиннадцать мистер Маккарти, сдававший в аренду комнаты в Миллерс-корт, вызвал к себе Томаса Бауэра, известного среди тамошних обитателей под прозвищем Индиец Гарри и нанятого им в свою лавку, и сказал:
– Вот что, Бауэр. Пойди в тринадцатую комнату и попробуй вытрясти из этой мерзавки Келли хоть чего-нибудь. Ты старый солдат, ты привязывал сипаев к пушкам, у тебя должно получиться. Она, даром что моя племянница, задолжала за восемь недель, это целых 35 шиллингов!
– Да я сипаев в глаза не видел! – возмутился Бауэр, которого попрекали этими сипаями по пяти раз на дню с тех пор, как он вышел в отставку. – Я был поваром!
– Ничего, ничего, пойди потряси ее. – Маккарти похлопал Индийца Гарри ладонью по спине.
Бауэр покорно поплелся во двор и осторожно постучал костяшками пальцев в дверь. Дремавшая у окна Шапиро, с самого возвращения к себе обратно в комнату ожидавшая момента, когда же будет обнаружено убийство, вздрогнула и вперила взгляд в спину Индийца Гарри. На его стук не ответили, тогда он постучал сильнее и подергал дверь за ручку. Еврейка видела, как Бауэр, обнаружив, что дверь заперта, присел и заглянул в замочную скважину. Ключа в замке не было, но в комнате царил полумрак и ему ничего не удалось разглядеть.