Барабаны любви, или Подлинная история о Потрошителе

– Я доктор Гримбл! – возмущенно ответил тот, пытаясь вывернуться из мертвой хватки констебля. – Вы не имеете права меня трогать!

– В суде вы можете сослаться на Habeas corpus[25], если считаете свой арест незаконным.

– У него в саквояже нож, – выкрикнула из-за ограды Шапиро. – Он хотел меня зарезать!

Констебль застегнул на запястьях извивающегося Гримбла наручники, приложил его дубинкой промеж лопаток и с удовольствием наступил тяжелым подкованным ботинком на упавший на дорожку монокль, который с хрустом раздавился. Затем раскрыл саквояж и вынул из него набор хирургических инструментов в дорогом футляре из красной русской кожи с золотым вензелем.

– Мадам, не соизволите ли вы пройти со мной в участок, – сказал через ограду полицейский еврейке.

Фаберовский знаком показал ей, чтобы она шла. Шапиро покинула дом через Эбби-роуд и вскоре нагнала констебля с извивающимся в наручниках Гримблом.

А поляк вернулся в дом и попросил Розмари подняться к нему в кабинет.

– Я оставляю Лондон на неделю, – сказал он, – и поручаю тебе, Рози, присматривать за домом. Вот деньги на неделю вперед. И еще одно: если со мной что-то случится и я не приеду в этот срок, попробуй обратиться к мисс Пенелопе Смит. Кроме того, на Батчелора я оформил доверенность на управление в мое отсутствие делами агентства, так что у него будут кое-какие деньги, можно продать кое-что из обстановки, например из спальной Леграна.

– Огастин едет с вами?

– Да, и больше он сюда не вернется.

* * *

Договорившись с Батчелором, что прибудет прямо на Лаймхаузский причал, Фаберовский поехал на Харли-стрит. По пути он заехал на почту, где дал телеграмму о своем отъезде генералу Селиверстову.

– Мой любимый тесть дома? – спросил он у открывшей ему невесты.

– Как странно, Стивен, что ты все-таки пришел, – заметила Пенелопа. – Я думала, что мы встретимся с тобой только под венцом.

– С тех пор, как твой отец с доктором Гримблом установили за мной эту унизительную слежку, мне неприятно приходить сюда.

– А ты говорил, что после нашей помолвки ваша вражда прекратится. Но отец ничуть не изменил отношения к тебе.

– Не все сразу, Пенелопа. По крайней мере он больше не пытается натравить на меня полицию.

– Зато он только об этом и говорит. В этом доме, Стивен, никто не любит тебя. Кроме меня. Да и я сама уже не уверена в этом.

– Но я и не добиваюсь любви ни доктора, ни твоей мачехи.

– Мало того, что я тебя почти не вижу, в те редкие минуты, когда ты соизволяешь навестить меня, ты даже не даришь мне цветов. А вот Гримбл дарит их мне до сих пор каждый день.

«Гримбл дарит ей цветы! А Владимиров ей дарит кувшинки из Серпентайна в банках из-под копченой рыбы!»

– Ты должна понять меня, – сказал поляк, пытаясь унять закипавший в нем гнев. – Мне не на что покупать цветы. Не воровать же мне цветы с кладбища! Уже полгода я бьюсь, чтобы как-то свести концы с концами. Теперь я хотя бы смог выкупить закладные на дом и по крайней мере вступаю в нашу семейную жизнь, не отягощенный никакими долговыми обязательствами. Я даже не мог отказать мистеру Гурину участвовать в его предприятии, потому что это был мой единственный шанс вырваться из проклятых долгов, в которые меня заставили влезть обстоятельства.

– Мне кажется, что связаться с мистером Гуриным, чтобы поправить состояние дел, мог только идиот.

– Это так, но у меня не было выхода.

– Если бы ты знал, как у меня пусто на душе! Признайся: тебе не нужна наша свадьба. Или ты мстишь мне за тот случай в парке? Зачем тогда ты затеял все это? Было бы гораздо достойнее с твоей стороны порвать со мной отношения. Я вышла бы замуж за Гримбла. Без всяких чувств, вполне сознательно, зная, что меня ожидает.

Она представила себе, что ожидало бы ее в этом случае и, не в силах сдерживаться больше, разревелась. Фаберовский бережно дотронулся до ее плеча.

– Ты хочешь выйти за Гримбла? У тебя будет такая возможность.

– Что ты хочешь этим сказать?

– То, что завтра на венчании меня не будет. Прямо от тебя я еду на пристань, где меня дожидается катер. Этот катер отвезет меня за Ширнесс, где уже готова шхуна, чтобы перевезти меня в Остенде. Сегодня ночью я и все, кто находился у меня дома, чудом избежали смерти. Еще одной ночи в Лондоне мне не пережить.

– Так значит те люди, о которых говорил мне отец…

– Я не знаю, о чем говорил тебе отец, но я должен бежать.

– Я предчувствовала, что этим все кончится. И ты больше никогда не вернешься?

– Вернусь, если останусь жив. Только зачем? Ведь ты все равно не будешь дожидаться меня.

– А если ты не успеешь уехать на континент? Если тебя схватит по пути полиция?

– Попытка сбежать с венчания развяжет твоему отцу руки и тогда-то он непременно отправит меня на виселицу. Если ты не хочешь этого, не говори ему о моем бегстве хотя бы до сегодняшнего вечера.

– Но Гримбл все равно найдет тебя раньше, чем ты покинешь берега Англии.

– Гримбл сидит в полицейском участке. Если нам повезет, мы успеем миновать береговую охрану. Тут важен каждый час.

– От меня никто ничего не узнает. Скажи мне на прощание, что ты меня любишь.

– Да.