Качка делала свое дело. Спустя несколько минут Хант cмог лицезреть всех своих пассажиров поголовно, выстроившихся у левого борта с подветренной стороны и не обращавших уже внимания на волны, перекатывающиеся через палубу. Хуже всего было Курашкину, который всякий раз, прежде чем подойти к лееру, командовал сам себе: «До борту! Снаряд! Товсь! Пли! Бэ-э-э-э…». Фаберовский спустился вниз, кляня Владимирова с его снотворным, и тоже налил всем шампанского, высыпав в него каждому по двойной дозе лежавшего на столе порошка. Ему неудержимо хотелось спать, в голове все кружилось от выпитого, и он боялся, что заснет прежде, чем успеет убедиться, что с остальными произошло то же. Превозмогая сон и угрожая пустить в ход револьвер, он заставил выпить обоих пленников.
На этот раз ирландцы на палубу уже не вышли, заснув прямо на столе. Курашкин отчаянно икал, не в силах разомкнуть глаз. Совершенно трезвая и на удивление бодрая Дарья подошла к фельдшеру и ласково сказала:
– Пойдем, Коленька, на палубу, нечего на этот разврат смотреть.
Васильев послушно взял ее за локоть, но уснул прямо на трапе, повиснув на руке Дарьи. Поляку стало совсем плохо, он выбежал на обледеневшую палубу и, уже плохо управляя своим телом, чуть не улетел за борт. Море яростно ревело в темноте. Фаберовский пристроился на бухте каната и потер слипающиеся глаза кулаками.
– Дарья, пойдем в каюту, выпьем еще по одной, – сказал он, видя, что никакое снотворное на нее не действует.
– Уйдите, пакостник, я все Петру Ивановичу расскажу про разврат ваш!
– Вот ведь ендза[26]
! – услышав ненавистное имя Рачковского, обозлился поляк.Он взял лежавшую в бухте вымбовку и, улучив момент, подошел к Дарье сзади.
Стоявший рядом с Хантом матрос вопросительно посмотрел на шкипера, но тот покачал головой в зюйдвестке и крикнул сквозь завывающий ледяной ветер:
– Нам заплачено! Наше дело довезти их. А что они тут друг с другом сделают – нас совершенно не интересует.
Размахнувшись, Фаберовский нанес удар вымбовкой прямо по темечку Дарьи и она рухнула, не издав ни звука. Поляк вернул вымбовку на место, взял Дарью за ногу и, упираясь в скользкую палубу, поволок в каюту. Это было непросто, и в конце концов пришлось оставить ее на трапе. Войдя в каюту, он увидел Леграна, склонившегося с последней бутылкой шампанского над столом и пытавшегося попасть струей в стакан. Рядом лежал раскрытый пакет со снотворными порошками.
– Ну что, сволочь, – сказал Фаберовский, доставая «веблей» и взводя курок. – Так-то ты отблагодарил меня за то, что когда-то я пригрел тебя?
Он поднял револьвер трясущейся рукой и, шатаясь от одной стены каюты до другой от качки, снотворного и виски, направил оружие в сторону Леграна. Грохнул выстрел и каюту заволокло густым пороховым дымом.
– Лучше выпей шампанского, – раздался из дыма пьяный голос француза.
«Не попал», – подумал Фаберовский и это было последней его мыслью. Он выпустил все пять оставшихся пуль в направлении голоса, выронил револьвер и упал лицом вперед прямо на окровавленный труп Леграна.
ДЕЛО № 153 ч.3/1909 ОСОБОГО ОТДЕЛА ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
ТЕЛЕГРАММА МОНРО – РАЧКОВСКОМУ
26 ноября 1888 года
По сообщению инспектора Салливана, который по просьбе ваших людей организовал наблюдение за домом мистера Фейберовского на Эбби-роуд, еще утром сам мистер Фейберовский и все проживавшие у него в доме, в том числе мистер Гурин, исчезли в неизвестном направлении. Оставшаяся в доме женщина по имени Розмари Диббл не может сказать ничего определенного о том, куда они направились.
Джеймс Монро.
СРОЧНАЯ ЗАПИСКА ПО ПНЕВМОПОЧТЕ ОТ МАДЕМУАЗЕЛЬ ДЕ БЕЛЬФОР – РАЧКОВСКОМУ
26 ноября 1888 года
Мсье, как вы и просили, последнюю неделю во время наших интимных встреч с русским генералом Селиверстовым у него на квартире в «Отель де Бад» я нередко заводила разговор о знаменитом лондонском убийце, посягавшим на жизни женщин того же класса, к которому принадлежу я сама. Час назад, провожая меня из номера, русский генерал сказал, что вскоре с убийцей будет покончено, потому что утром верные люди привезут злодея генералу в Остенде и он немедленно выезжает в Бельгию встречать его.
Надеюсь, что ваша щедрость не оскудела,
искренне ваша,
Шарлотта де Бельфор
Глава 102