Бардо

«О высокородный, сейчас ты будешь испытывать приступы сильной радости, чередующиеся с приступами сильной печали, и эти состояния будут меняться мгновенно, словно состояние веревок, приводящих в движение ковш катапульты. Не испытывай ни малейшего стремления к радостям, и не испытывай неудовольствия от страданий».

Бардо Тхёдол. Тибетская Книга Мертвых.

Я ужасный человек, но я улыбаюсь. Опять трамвай. Сороконожкой проползает по улочкам мимо глаз. Вчера. Было ужасно. Невыносимо. Я ждал. Не мог более смотреть, заглядывать в телефон. Листать уведомления. Может, еще одно сообщение от нее? Нет. Не смотреть. Смерть. Не смотреть, но видеть. Красиво. В чем разница? Видеть что? Надоели витрины. Zara, Armani, Кофе, Столовая. Каша из детства. Садик. Мама. Одно и то же. Дерьмо. Не только их, и вчера. Когда ненавидишь себя, ненавидишь все. Всегда.

Роман хватается за сидушку. Вдавливает ее в ладонь. Чуть не упал, как во сне. Страшно. Отчего же? Кислород. Не кончится, пока не кончатся легкие. Романово тело взволновано будущим. Вдох. Поглубже. Не закончится. С чего бы? И все же. Каждый раз покупаешься на тревогу. Надо дышать животом. Тогда чувствуешь все. Живот надувается. Медленно. Ты дышишь, ты здесь, ты живешь, ты моргаешь. Так-то понятно. Сейчас-то что? Она написала. Сама. Написала. После концерта лишь одно сообщение. «Никто никогда не обнимал меня так же, как ты». Так же, как я? Это как это? Я позвонил. Она сбросила. Наверное, хотела именно так. Вживую. Постаралась. Специально или правда? А если бы я не догнал ее? Нашел бы, чтоб потерять – и все. Так хрупко. Все так невесомо и скользко. Первое наше свидание. Будет?

Романов взгляд уперт. Спина дырявая. Зачем носить такое? Вон же, бутики. Ни времени, ни денег. Такова жизнь. Дырявая кофта, дырявая жизнь. Как от ножевых ударов в спину.

Не всегда. Не только так. Не всегда ножи. Не всегда спина. Чаще всего самое плохое, как специально. Нет, специально. А кто? Но иногда и хорошее. Не ждал, что напишет. Но написала. Еще и такое. Справедливость? Ну да, неужели? Чудо, долгожданное. Все говорило об обратном. Случилось иначе. Всегда и все – иначе. После концерта. Убежала. Так быстро. Со слезами. От меня. Это ужасно. Манипуляция? И теперь? Или проблемы? Я такой же. В нашей стране все психически нездоровы. Эти несколько дней… Как в тумане. Что думать? Как не думать? Как думать о другом? Каждая мысль об одном и том же. Только одно слово… Среди всех слов лишь одно: люблю. Идиот. Ну да, идиот. И что? И что? Кто не такой же? Кто не такой же, как все и всё на свете?

Этот скрип трамвая. Он иной. Фу, жесть. И как терпеть? Ну, терпят же как-то. И грязь. Повсюду постоянно. Так было всегда. Раньше вообще не было трамваев. Еще советские. А говорят, ничего не осталось. Ага. Советская власть. Раньше вообще ходили пешком или на лошадях. Все было труднее, чем сейчас.

Она написала. Все-таки. Никто никогда. Никто никогда. Никогда никогда никогда. Что, правда? Такую-то? Сентиментальность. Не обнимал так же, как ты. А как я обнял? Не помню. Лез целоваться. Как придурок какой-то. Голодный. И все. Как животное на кусок мяса. Как каждый. Люди тоже животные. Животные тоже люди. Видимо, было что-то. Они чувствуют такое. Все чувствуют. Девушки, женщины. Мы думаем, они чувствуют. У нас логика, у них интуиция. Ясновидящие.

Никто никогда не обнимал меня так же, как ты. Никто никогда не писал мне ничего подобного. Ха-ха. Тронут? Не то слово! Тронулся. Ага-ага, потешь свое самолюбие. Дело-то не в этом. Чего мне стыдиться? Ведь это не ложь. Все – правда. Я правда все сделаю. Я готов. Лишь бы не обернулось какой-то херней. Я и теперь тронут. Тронут. Чем? Рукой? Ногой? Чувствами. Даже если не придет. Теперь я знаю, как ее зовут. И я увижу ее вновь. Если придет. Надеюсь. Ящик Пандоры. Вера. Красивое имя. Символичное.

Почему именно центр? Х-м-м. Там такое скопление людей. Подумает на месте, когда увидит? Хочет или нет? Там решит. Не помнит, как выгляжу. Может быть. Надеюсь, дело не в этом. Жестоко. Договор есть договор. Да и выбора нет. Так что центр. Центр так центр. Окно. Заляпано. Чем? Кто-то брызнул спермой. Или надышали дети. Ладонями, как клеем. По стеклу. Прозрачное зеркало. Как иней, оставленный Дедом Морозом. Глупо, а верят. Дети… И все верят во что-то. Без этого невозможно.

Набито. Сидим. Все вместе. Битком. Как в банке из-под огурцов. Как мухи в банке. И душно. Как для пыток. К животу подставляют. К ране. Там тараканы или еще что. И нагревают. Те внутрь. Прям в пузо. Жуть. Люди жестоки, ужас. Так и не верится, что бывает. А оно бывает. И не только. Оно есть. И все бывает. Нет ничего невозможного. Среди огромного списка. Удивленный: "Ну да, и даже такое есть".