– В лунном сиянье она восстает из пепла, подобно фениксу. Пожалуй, эта сказка подойдет, как ни далек я был от мыслей о золе и пепле.
Слушая Фелана, Беатрис чувствовала темный взгляд барда, устремленный на нее. Сквозь шум толпы она каким-то чудом услышала его вдох: он подбирал слова, чтобы заговорить, заставить ее взглянуть на него. Но голос барда был смят другим – глубоким, жизнерадостным, привыкшим приковывать внимание и подавлять соперников.
– О-о, превосходно! Вот вы где, мэтр Кельда! Я хотел бы представить вам Зою Рен, чей голос вы сегодня услышите. Молодой бард из нашей школы, почти закончила учебу. Конечно, все мы также с нетерпением ждем и вашего выступления.
Кеннел, бессменный и неподражаемый придворный бард короля, ослепительно улыбнулся собравшимся. Его седые волосы торчали над головой, будто хохолок жаворонка. Зоя, в ниспадающих с плеч шелках цвета сумерек, с обычной куртуазностью приветствовала принцессу, а после перевела проницательный, любезный взгляд на барда. Как ни странно, она казалась абсолютно неуязвимой для его чар.
– Мэтр Кельда, – оживленно заговорила она сильным, мелодичным голосом. – Мне просто не терпится послушать вас. Не сомневаюсь, вы сотворите в этом зале настоящее волшебство.
При этих словах Иона Кле отчего-то фыркнул в бокал с вином. Кельда взглянул на Зою с интересом, точно на существо иного, незнакомого вида.
– Я слышал ваш голос, – заметил он. – Отчетливо и ясно, когда мы прибыли. Он был, как говорит мэтр Кеннел, изумителен.
– Пожалуй, да, – жизнерадостно улыбнулась Зоя.
Поднесенное блюдо крохотных пирожков-расстегайчиков в виде раковин гребешков с устрицей и черными жемчужинами икры внутри было оставлено без внимания всеми, кроме Беатрис, у которой в минуты подспудных страхов всегда разыгрывался аппетит, и Кеннела, проглотившего целую горсть даров моря, чтобы тут же вновь ввергнуть окружающих в пучины своего обаяния.
– Скажите, мэтр Кельда, часто ли вы покидали пределы Гризхолда? По-моему, прежде нам не случалось видеть вас при дворе короля Люциана. Да и при дворе его отца – хотя в те времена вы, должно быть, еще не завершили обучения. Я здесь, при дворе, так давно, что уже утратил счет годам.
Кельда покачал головой, что вызвало новый странный звук со стороны Ионы.
– Я редко путешествую. И, кстати, никогда не учился и даже не бывал в Школе-на-Холме.
– Если так, вы должны ее посетить!
– Да. Завтра. Я уже получил приглашение мэтров, и лорду Гризхолду не понадоблюсь. Но, мэтр Кеннел, вы ведь играли в этом замке даже не перед двумя, а перед тремя королями, включая деда короля Люциана.
– О, да – я стал придворным бардом перед самой его смертью. Удивлен, что вы помните об этом. Я и сам позабыл.
– Мы, гризхолдцы, жадны до новостей из Кайрая. Они согревают нас долгими зимними вечерами. Я преклоняюсь перед вашей жизненной силой, перед вашим мастерством музыканта. Вы занимаете эту должность так давно, что, конечно же, время от времени чувствуете соблазн уступить столь трудные обязанности барду помоложе?
– Никогда, – самодовольно ответил Кеннел. – Моему голосу и пальцам позавидует любой из молодых, память моя отточена неустанными упражнениями в Школе-на-Холме… Играя, я забываю о собственной старости!
– Вы заставляете всех нас забыть о ней, – пробормотал Фелан, с неодобрением покосившись на заезжего барда, повернувшего светскую беседу в столь сомнительное русло, и это привлекло внимание Кельды к нему.
– Если не ошибаюсь, вы тоже из Школы-на-Холме?
– Да, – с той же сухостью, что и Иона, ответил Фелан. – Но я лишен амбиций и не имею ни малейшего желания занять место Кеннела. Кеннел – великий бард, образец для всех нас, и я могу пожелать ему лишь одного – играть при дворе Певереллов, пока он сам того хочет.
– То есть, – с улыбкой добавил Кеннел, – до тех пор, пока не сделаю последний вдох в паузе меж строк, и мой последний неспетый куплет не останется среди этих древних стен навеки.
– Восхитительно, – восторженно сказал Кельда, останавливая поднос с маленькими рыбками из лососевого паштета с каперсами вместо глаз, выложенными поверх треугольных гренков. – Ваш пример всем нам может служить наукой.
– Видите ли, – учтиво начал Кеннел, сделав паузу, чтобы отправить гренок в рот, прежде чем продолжить.
Глотнув, он вновь сделал паузу, снова глотнул…
Поедая рыбку из паштета, Беатрис увидела, как его лицо приобрело оттенок хорошо прожаренного лосося, затем – сырой говядины, и едва не поперхнулась сама. Иона резко сказал что-то Кеннелу, внезапно навалившемуся всей тяжестью на изумленную Зою. Несмотря на все усилия, у нее не получилось удержать старика. Он заскользил вниз, и тут Иона, вскинув руку, с силой ударил старого барда локтем под ребра. Вино, выплеснувшееся из бокала Ионы, залило Кеннела с головы до ног и щедро окропило рыбку из лососевого паштета, вылетевшую из его горла, точно последнее слово в разговоре, за миг до того, как старый бард осел на пол у ног Беатрис.
Глава десятая