Найрн снова надолго умолк. Наконец отвернувшись от очага, он изумленно спросил:
– Как же ты смог прочесть их? Как чужеземец сумел понять высеченный на камне древний язык, на котором больше не говорит никто?
На губах старого барда мелькнула тень улыбки, в глазах вспыхнули отблески пламени.
– Я увидел силу внутри этих слов еще до того, как узнал, что они означают. Точно так же, как ты этой ночью. Они заставили меня почувствовать их, прежде чем обернуться простым, самым обычным языком повседневной жизни. Идя с королем Оро по землям пяти королевств, я искал тех, кто понимает этот язык, но не нашел никого. Я думал, что древнее знание покинуло эти земли навеки, пока не встретил в Приграничьях тебя.
– «Круг Дней», – прошептал Найрн, видя перед собою бесконечную череду дней над равниной, скромную простоту камня, корня, копья. – Интересно, как использовали эту силу они – те, кто говорил этими словами?
– Хотел бы я это знать, – негромко ответил Деклан. – Мы можем лишь продолжать изучать их. Возможно, они расскажут нам и об этом. Они – твоя дверь ко двору короля Оро. Учи их. Трудись над ними. Испытывай их и себя самого. Но прежде, чем назваться придворным бардом короля Бельдена, ты должен пройти еще одно испытание. И дело тут не только в словах, но и в музыке, – во взгляде Найрна мелькнуло недоумение. – Бард самого короля, помимо прочего, должен быть величайшим музыкантом королевства. Как ты сумеешь одолеть придворных бардов бывших пяти королевств?
– Даже не знаю, – изумленно ответил Найрн. – В жизни ни одного не встречал. А нужно?
– Согласно традициям моей родины, придворного барда короля выбирают из великого множества бардов, собравшихся на состязание в силе слов и в музыке за право занять эту должность. И здесь, в Бельдене, королю Оро не пристало довольствоваться меньшим. Куртуазную музыку местной знати я слышал. Ты позволишь мне учить тебя?
Ошеломленный одной мыслью о таком состязании, Найрн смотрел на старого барда и не мог вымолвить ни слова. Одно дело – быть лучшим в том, чего не умеет больше никто, но бросить вызов придворным бардам пяти королевств, овладев лишь игрой на волынке да полковом барабане… Деклан шагнул к очагу, встал рядом, поднял руку и, чуть помедлив, опустил ладонь на плечо Найрна. Найрн, не противясь, смотрел в пламя. Старый бард предлагал ему то, о чем он и не мечтал, – требовалось всего-то согласиться!
– Да, – наконец сказал он. – Учи меня. Как же мне еще узнать то, чего я еще не знаю?
Деклан улыбнулся – на сей раз искренне, без горечи, без задней мысли.
– Куртуазная музыка – это легко, – пообещал он. – Все, на чем они играют, у меня имеется.
– А когда…
– Скоро. Но не раньше, чем ты будешь готов, – слегка сжав плечо Найрна, Деклан мягко развернул его к выходу. – Ступай и выспись.
На пороге Найрн остановился и оглянулся.
– Ты ждал меня сегодня ночью?
– Ты же сам не давал мне спать. Конечно, я ждал.
Так начались для Найрна недолгие, но оказавшиеся роковыми исследования древнейших из искусств бардов.
Круг его дней утратил границы, слился воедино, сделался непредсказуем. В свободное от изнурительных упражнений в куртуазной музыке под руководством Деклана время он становился рассеянным, будто замечтавшийся или пьяный. Завороженный любым сказанным словом, любой безмолвной вещью, имеющей название, он не обращал никакого внимания ни на говорящего, ни на то, что следовало бы сделать с вещью, попавшейся на глаза – убывающей кучей дров у очага, коптящим, захлебывающимся в лужице растаявшего воска и гаснущим, внезапно погружая все во тьму, фитилем свечи… Он видел в «дереве», «огне», «тьме» лишь особые, могущественные сущности, значение которых менялось с каждым новым взглядом на них. Как справляются с задачей Деклана остальные, принадлежащие к кругу избранных, он и понятия не имел. Вокруг говорили, но голоса звучали словно из-под воды – столь тщательно он избавлял слова от их человеческих корней. Важно было только одно – сказанное слово и образ, пылающая роза силы, расцветавшая при его звуке.
Время от времени он слышал голос Мэр – ее голос заключал в себе силу иного рода.
– Мне очень не хватает тебя на кухне, – сказала она однажды утром, когда он спустился к завтраку. – Обычно ты оставлял в самых неожиданных местах эти слова, будто маленькие подарки. Обычно ты замечал, чем нужно помочь, раньше, чем я сама.
Жуя хлеб с маслом, Найрн что-то рассеянно пробормотал в ответ и вдруг поразительно ясно, отчетливо увидел ее лицо – лицо, не просто мутное пятно где-то на краешке мыслей. Оно было тоскливым, неуверенным, и этих слов он еще не нашел в «Круге Дней».
– Я ищу путь кое-куда, – не слишком-то складно объяснил он. – Думаю, не сегодня-завтра вернусь.
– Так мне и Саликс сказала, – кивнула Мэр. – Она спрашивала о тебе.
Саликс… Найрн вспомнил о ее словах – о множестве слов, начертанных на всех ее горшочках и ящичках, вышитых на холщовых мешочках с сушеными травами. Лицо Мэр тут же померкло: в голове ярче всех прежних, знакомых слов засияли новые, неизвестные.