Бархатная кибитка

И потянулись за днями дни. Грубич приходил ко мне каждое утро, сидел в кресле у стола, пил кофе, требовал, чтобы комиссия отвергла навязанный извне проект Шпина. Я сомневался. Вскоре, однако, мне принесли пакет с проектом триумфальной арки, созданным Шпином. Да, сознаюсь, я испытал некоторое волнение, когда разворачивал на своем письменном столе огромный, сложенный во много раз лист бумаги желтоватого цвета. Бумага на сгибах протерлась и грозила разорваться, вообще лист был потрепанный, захватанный руками и производил впечатление старинного. Однако мне пришлось забыть про все эти детали, когда я увидел сам проект. Это было нечто ужасное. Сразу бросалось в глаза, что сделано это непрофессиональной, неумелой рукой. Да что там профессионализм – арку просто нарисовали! И нарисовали весьма скверно и небрежно. Она напоминала собой то ли перекошенный резной шкаф, весь рассохшийся и готовый вот-вот разъехаться в разные стороны, то ли некоего слона на толстенных ногах, но слона, настолько накренившегося в одну сторону, что не оставалось никаких сомнений, что он сейчас испустит дух. Гораздо больше внимания, чем самому сооружению, автор уделил украшающим его скульптурам. Эти фигуры, довольно странного вида, были тщательно прорисованы, кое-где на полях даны даже отдельные, более крупные изображения некоторых из них. Весь лист испещрен надписями, сделанными совершенно неразборчивым почерком. Видимо, это был почерк самого Шпина. Множество поправок, целые столбцы кое-где яростно вымараны, строчки льются и сверху вниз, и снизу вверх. Надписи, сделанные красными, синими, черными и зелеными чернилами, перемешивались друг с другом и создавали нечто вроде причудливого орнамента, не лишенного даже абстрактной красоты. Однако, как я ни старался, я не смог разобрать ни одного слова. Я вообще не особо хорошо разбираю почерка. Единственная надпись, которую удалось без труда прочитать, сделана ровным, четким почерком в самом углу: «Генеральный проект триумфальной арки номер двенадцать утверждаю». И под этой фразой подпись лица настолько высокопоставленного, что у меня неприятно закружилась голова. Однако мое недоумение по поводу этой резолюции было велико. Во-первых, совершенно непонятным оставалось обозначение «генеральный проект». Такой эпитет, на мой взгляд, не мог быть применим к проекту никому не известного архитектора, который даже не был представлен на рассмотрение Комиссии. Во-вторых, меня удивило, что арка называлась «номер двенадцать». Прежде мне казалось, такого типа триумфальных арок еще не проектировали.