Бархатная кибитка

Более молодые посмеивались в коридорах. Они называли Арку Шпина «Горе луковое», они не верили, что это нелепое и при этом гигантское сооружение вообще сможет выстоять, – инженерные расчеты если и проводились, то нам их не показывали, и на том замызганном рукодельном плане, который мы имели возможность созерцать, Арка выглядела (как я уже отмечал) настолько перекошенной, настолько разъезжающейся и как бы пошатнувшейся, что это порождало уверенность в том, что она рухнет и распадется на части, прежде чем строители закончат свою работу. Наши острословы успели прозвать ее Пизанской Аркой, добавляя в это словосочетание букву «д» то чаще, то реже – в зависимости от настроения острящего.

Они не знали (да и не могли знать), что, проектируя свою Арку, первопроходец Шпин опирался на такие материалы, о которых мы и слыхом не слыхивали, а соответственно обратился к предельно новаторскому методу строительства и к не менее беспрецедентному расчету самой конструкции – все это он испробовал и обкатал перед этим на строительствах закрытых военных сооружений, им спроектированных. Мы этих сооружений не видели, о существовании их не знали – поэтому не наша вина, что горько смеялись мы над этим проектом и не верили в его осуществимость.

Вскоре мы узнали, что Арка готова. В кратчайшие, можно сказать, в пугающе сжатые сроки ее возвели на окраине Москвы, в местности, где раскинулся один обширный и недавно построенный микрорайон. И сразу же после того, как эта новость достигла наших ушей, нам позвонили сверху и сообщили, что в назначенный день все мы (то есть все члены Комиссии) обязаны приехать на осмотр Арки. За нами даже прислали специальный автобус, и нас, не скрою, несколько напугало и смутило то обстоятельство, что в этом автобусе, кроме водителя и нас, оказалось еще несколько человек в темных плащах-болонья. Они сидели поодаль друг от друга, с демонстративно отрешенными лицами. Все мы прожили всю нашу жизнь в советской стране, поэтому нам не требовалось гадать, что это за люди и что означает их присутствие.

То ли по причине особенного оцепенения, которое мы читали во взглядах этих людей в плащах, то ли денек выдался пасмурный и невеселый, но в дороге все подавленно молчали. Кое-кто из молодых пытался поначалу шутить и подтрунивать над общей нелепостью ситуации, но шутки и смешки быстро увяли в этом дребезжащем автобусе – в основном по вине Грубича, который сидел, сгорбившись, закрыв лицо морщинистыми руками: униженный, раздавленный, разочарованный старик. Все мы знали, что он посвятил много лет разработке своей версии этой Арки. Он начал эту работу еще в конце пятидесятых годов, будучи начинающим архитектором. В те времена его называли гордостью молодой советской архитектуры. Его проект Арки был лаконичен и прост той возвышенной простотой, что отличает подлинные шедевры. А он все шлифовал и гранил этот архитектурный алмаз, добиваясь совершенной отточенности. Но годы шли, строительство Арки все откладывалось. Грубич старел, но все же продолжал надеяться. Проект Берберова тоже был по своему неплох, даже очень неплох. Если Грубич замыслил великолепный образец архитектурного минимализма, обреченный стать знаменательным событием в истории зодчества двадцатого века, то проект Берберова не казался столь амбициозным. Берберов вроде бы не стремился к созданию шедевра, но задуманная им Арка была радостной, веселой, поистине праздничной – она действительно передавала дух детства. Ведь речь шла о возведении триумфальной арки, посвященной советскому детству. Ну или, лучше сказать, посвященной детству вообще. Предлагались разные названия этого проекта: «Триумф детства», «Торжество советского детства», «Счастливое детство» – ну и прочее в этом роде. И вот теперь, когда до строительства Арки наконец дошло дело, теперь, когда она наконец построена после десятилетий волокиты и сомнений, – как же так вышло, что она возведена про проекту Шпина: самому нелепому, громоздкому, тяжеловесному, самому безумному из всех проектов Арки, которые когда-либо создавались?

Но когда мы вышли из автобуса и я наконец увидел Арку воочию – я был потрясен. В первый момент даже дыхание перехватило, а руки мои словно бы на миг сделались плавниками, которыми я пытался разгребать холодный воздух окрест моего тела, – так дрожит и дергается брошенная на землю рыба. Я знал, что Шпин задумал грандиозное сооружение, но я никак не ожидал, что Арка окажется настолько огромной. Она вздымалась так высоко над домами спального района, что эти дома (десятиэтажные, двенадцатиэтажные) казались порослью грибов у ног пьяного слона. Ничего подобного я прежде не видал, хотя и немало поездил по миру, пристально всматриваясь в самые необычные создания архитекторов.