Бархатная кибитка

Нечто подобное произошло и со мной: я тоже исчез и возвысился до облаков, и причиной тому послужили поцелуи и прикосновения, которые внезапно отвлекли Бо-Пип и меня от ознакомления с текстом таинственного письма.

Не знаю, сколько времени прошло с тех пор, как мы поднялись сюда, возможно, минут двадцать, но письмо по-прежнему оставалось нераспечатанным, более того, оно совершило таинственное путешествие вдоль моего тела: если сначала, целуясь, я чувствовал это письмо в твердом конверте плечом, затем ощутил его под своим локтем, затем оно стало скользить вдоль ноги вниз, сползая по теплым пологим ступеням, но я убеждал себя, что если оно вздумает совершить попытку окончательного бегства, я еще успею прижать его каблуком.

Но внезапно на наши сплетенные тела упала чья-то тень, как будто тень большого гриба с роскошной шляпкой. Я приподнялся на локте и увидел даму, которая только что с громким треском сложила свой зонтик и теперь стояла перед нами, прижав концом зонтика белый конверт. Она смотрела вниз, на конверт, сквозь очки, которые держала в руке.

– For Kay from York, – произнесла она, поднимая на нас взгляд крохотных искрящихся звездных глазок.

Я узнал Нелли Орлову. Она была в длинном платье, с волос ее капала вода – она явно возвращалась из Голой Бухты, где купались те, кого душат трусы.

– Вы выбрали верное место, но неверное время. Ночью. Это надо сделать ночью, – произнесла она.

Увидев наши смущенные лица, она вдруг звонко рассмеялась:

– О, вы меня неправильно поняли! Я не о поцелуях. Любовь не знает времени суток. Я о письме. Вам следует вернуться сюда нынче же ночью, открыть письмо и прочитать его. Так надо, чтобы все произошло правильно. И вот еще… Прежде чем вы придете сюда ночью и откроете письмо Йорка, откройте эту шкатулку.

Ее морщинистые руки протянули мне ту самую шкатулку с изображением татарской кибитки, которую я привез ей из Москвы по просьбе своего отчима.

Изумленно я принял коробочку, не успев даже ничего сказать. Нелли, как заправский игрок в гольф, поддела письмо концом зонтика, и оно упало мне на живот. Так ему и не удалось улизнуть. А Нелли вновь раскрыла свой зонт и превратилась в ажурный гриб. И этот гриб стал медленно удаляться вниз по величественной лестнице, делаясь все меньше, меньше и меньше.

Мы с Бо-Пип, словно загипнотизированные, лежали, обнявшись, у подножия постамента невидимого Ленина. Здесь был Ленин, «здесь была Яна» – начертал некто на постаменте кривыми оранжевыми буквами. На моем животе лежал белоснежный конверт, в котором, возможно, скрывалась страшная тайна. Или там находилась ничего не значащая записка, оставленная Йорком просто так – как проявление мелкой любезности. В любом случае мне отчего-то не очень хотелось открывать этот конверт, словно это был ящик Пандоры. В руках у меня теперь согревалась коробочка, до боли мне известная, – дешевая на вид шкатулочка, не сказать чтобы старинная, из простенькой светлой древесины, облитая желтым лаком с неумело выжженной на крышке кибиткой… я уже как-то говорил это. Это была восхитительная шкатулочка.

– Да. Восхитительная шкатулочка, – пролепетала Бо-Пип, сдерживая легкими, но стремительными движениями свое платье с узором из котят, запутавшихся в клубках ниток. Котята разбежались кто куда, словно поцелуи, оставленные на соленой коже.

– Перед тем как распечатать письмо, нужно открыть шкатулку. Но это надо сделать не здесь, – уверенно произнесла Бо-Пип. – Есть одно место на территории полузаброшенного санатория, одна площадка над морем, где стоит голова Семашко – эта золотая голова с высоты всматривается суровым, волевым, пытливым взглядом в туманную линию горизонта, скрывая свое величие за иголками вечнозеленых пиний.

– А кто такой Семашко? – спросил я.

А что это за парень?
И где он живет?
А вдруг он не курит?
А вдруг он не пьет?
А мы в такой компании возьмем
Да и припремся к золотой голове Семашко –
Семашко? А кто такой Семашко?
And what's this man and where does he live?
And what if he does not smoke?
And what if he does not drink?
But we in such company decide to go to gold head of Semashko!
Semashko? But who is this Semashko? –

вдруг, хохоча и смеясь, пропела на русском и на английском языках Бо-Пип. Затем она вдруг вскочила и убежала, крикнув мне: «Встречаемся у золотой головы!» Собственно, я понятия не имел, где искать эту золотую голову. К тому же Бо ничего не сказала о том, когда мы должны там встретиться. Но я полагал, что мистические потоки, царствующие в этом поселке, сами принесут меня к золотой голове именно тогда, когда нужно.

Глава двадцать пятая Белая ночная бабочка