– Да уж! – подумал он. – Таким видам не по-за-виду-ешь. О, вот и каламбур.
Он улыбнулся немного, но его порыв веселости сразу прошёл, подняв едкую пыль раздражения. Он встал из ванны, и спустил воду, принял быстрый душ, который действовал уже не так освежающе на слегка разбухшее тело. Закончив, он долго стоял над раковиной и смотрел туда, где должно было быть его отражение в затянутом белёсой влагой зеркале. Почему-то ему не хотелось совершать вульгарные действия у себя во рту зубной щеткой и умываться вообще, но он заставил себя. Он провёл рукой по подбородку – хотел выяснить, бриться ему или нет, – непонятно; взял полотенце, и вытер им зеркало. Недолго, пока стекло покрывалось мокрой пленкой, он видел себя. Забыв про щетину, он медленно протянул руку к флакону с туалетной водой, которая стояла за спинами других, будничных бутылочек с ароматами. Аккуратно, не разбив, но, растолкав их, он его достал и стал пространно смотреть на него – вспоминая, как этот аромат передарил ему старый приятель, он сказал, что такой мощный запах можжевельника ему очень нравится, но не подходит… Он говорил, что это аромат охоты, запах дичи и особой, чисто мужской, стати. Потом как-то раз он готовил медвежатину с можжевеловым соусом… «Было время – подумал он, – когда мы собирались вместе ходить на охоту…» Он закрыл глаза и распылил туалетную воду прямо на лицо, уткнувшись в мощный аромат, которым наслаждался.
– Было бы здорово, – заулыбался он своему отражению. – Если в метро, или ещё в какой давке, напротив меня стояла бы девушка и уловила мой аромат, источником которого было… Нет-нет, не шея, не одежда… Здесь, лицо. И она тянулась бы к нему, поддавшись… А потом просто начала обонять этот аромат и целовать меня…
Лёгкая фантазия вдохновила его, он быстро оделся и, решив не завтракать дома, уже стоял в дверях, когда услышал в своей комнате нарастающий грохот будильника. Он посмотрел на часы – до окончания смены Игорька оставалось двадцать одна минута, значит, он будет дома через пятьдесят минут – надеюсь, она переползёт в их кровать. Он ещё немного постоял в двери, услышал, что она вырубила будильник, и сбежал прочь.
Зонт в руки, звон чугуна труб и по бетону стук; море перенеслось на сушу. По островам, иногда по лужам, ботинки в ужасе – они новые здесь, но уже привыкают. К волнами омыванию, к листве, к окуркам. Ноги стынут, бегут к остановке – загону, где ветер под козырек загоняет коварно жирную мокрую стужу, зонт не спасает. Нет различия: внутри, снаружи. Уже охота в грязную свиную тушу залезть. Жаль, что мы не в Китае, но своё творенье из-под небес спускают – символ мудрости и благоденствия, узкая дверь, толкотня, пальто испачкал о шкуру… и теплота… и немного вони. К-443.
Жалко, что пальто испачкал. Эти маршрутки всю грязь города собирают. Хотя, наверное, если бы их помыли, вода бы стала экологически опасной, радон, там, и радий. Радиация, которую выплёскивают из окон – смешно. Хорошо, что вышел пораньше, а то можно и не сразу попасть в автобус. Как она? Зря сбежал. Все равно надо будет вечером обсудить всё. Нева мрачная, не хотел бы туда упасть. Удар, шок, холод и агония, шерсть тяжелеет и тянет на дно, последний глоток воды с воздухом, и никто не спасет явно. Никто не захочет туда нырять. Жалко, трамваи редко ходят. По Московскому приятно ездить. Летом.
Всё-таки бабы – суки. Ещё раз убеждаюсь. Хотя сам виноват.
«У меня есть бутылка “Асти”». Ведь понимал, что к чему.
«Да я люблю готовить, хочешь мясо по-пьемонтски?»
«Да нет, просто решил себе ужин приготовить, поснобствовать»
«Нет, не против»
«Давай выключим телевизор… Он развлекал меня, пока я готовил, а сейчас пообщаться…»
Кстати, Серёга звонил. Приду на работу – наберу… Зачем толкаться? Подставь другое плечо… Поделись грязью. Как мелочно! Ты же не должен опускаться до уровня толпы. Пожалуйста, будьте аккуратнее с зонтом! Как в этом городе можно не ослепнуть, хотя всяко лучше: не видеть.
Не слышать.
Не думать.