Барон Унгерн и Гражданская война на Востоке

Впрочем, если войти в положение барона, сознавая по части борьбы с большевиками, нужно было удовлетвориться всем, иначе бунтуют, что было в Даурии, и бегство чуть ли не целых частей, уводили лошадей, как это сделала одна батарея, уводя всех орудийных лошадей, которых за большие деньги собрали по одной, и целая часть исчезла. Все это заставляло барона ни с чем не считаться. Слова барона – что не время теперь канцелярией заниматься, когда отечество погибло. Надо создавать его, помогая атаману, осталась лишь узкая 400-верстая полоса до Читы, да и ту прерывают большевики. А ведь одевать, снарядить, вооружить и прокормить тысячи людей и лошадей в течение почти года при современной дороговизне что-нибудь да стоит. Источником для этого была лишь только реквизиция, ею даже долги платили и покупали на нее. Потом барон кормил рабочих железнодорожных и вдов в Даурии, раздавая им и бурятам-казакам мануфактуру… Барон неоднократно, да и не откажется подтвердить: все реквизиции и все, что я делал, исходило от него. Зная барона 10 лет и веря ему, скажу, что он не из тех, что будет прятаться за чужую спину, и я уверен и теперь – он не откажется. Мне лишь приказывали исполнять, и даже в упрек поставлено, что я, старый командир полка, не знаю, что не тот отвечает, кто исполняет, а кто отдает приказания. В случае неисполнения мне грозил расстрел или арест. Я знаю, барон словами не играет, что и было, когда я позволил не исполнить приказания барона, свидетель сотник Еремеев. Ему приказано меня арестовать, и только я упросил барона не подрывать моего авторитета. Я почти 25 лет офицер и ни разу не сидел под арестом. При аресте барон сказал мне, что «при повторении он меня пошлет в сопки», то есть на расстрел. Легко ли так служить старому офицеру и служить, потому что некуда голову положить? Ограбленный и арестованный большевиками, я не имею средств к жизни…

Реквизированных товаров я почти не видел. Приходил из Даурии паровоз, прицеплял вагон с товарами и увозил его… В июле месяце с. г., когда атаман был в Маньчжурии и сказал, чтобы я был в стороне от реквизиции, я просил его дать мне письменное приказание, чтобы я мог его показать барону, так как атаман знает барона, что он ни на что не смотрит, а для меня было основание. Атаман или не обратил на мои слова внимания, или считает довольным словесное приказание. В моем положении не сделать – барон расстреляет, а сделать – атаман может приказ отдать и расстрелять.

Я получил приказ от барона раздать муку и другой товар родственникам и вдовам убитых солдат и служивших в отрядах…

Исполняя различные приказания барона, я в свою очередь доверял ему. Раз он говорит, так и будет…

Я был в полной уверенности, что все реквизируемое доходит до Даурии. Приезжают из Даурии от полковника Краснокутского и передают благодарность за разный товар. Значит, получено. Я не бежал в Харбин, а приехал по поручению барона и лечиться, правда, барон послал меня в Японию или Китай и хотел дать средства. Если бы я бежал, то не в Харбине надо оставаться. Если меня не арестовали, а просто бы вызвали – я бы приехал. Мне 50 лет (пятьдесят), куда бежать? Все, что мною создано – по распоряжению барона и на нужды дивизии, я себя считал обязанным исполнять всякие поручения, ибо он мне давал кусок хлеба, и благодаря ему я был сыт, да и если бы не исполнил, мне грозило наказание – нелегко служить. Была бы возможность, конечно, ушел бы, а то ни пенсии, ни средств нет, а у меня жена, племянники – надо их содержать».