В колонии между различными группировками осужденных постоянно происходили стычки, которые нередко заканчивались кровавыми побоищами. Если кто-то подумал, что драчки между женщинами ограничиваются царапаньями и дерганьями за волосы, то он глубоко ошибается. Разборки между осужденными из лиц прекрасного пола бывают куда жестче, чем между мужчинами-зеками, и вызывают оторопь даже у закоренелых авторитетов преступного мира. Оксана была свидетельницей случая, когда одна осужденная во время выяснения отношений с одним «коблом»* (мужеподобная осужденная, активная лесбиянка), ложкой вытащила глаза ей наружу. Такую беспредельную жестокость в мужской колонии редко встретишь.
На одной такой разборке Оксана сапожным шилом, заранее тайком вынесенным из мастерской, потыкала в живот сопернице, относящей себя как раз к тем самым «коблам». Потерпевшая была женщиной тучной, с внушительной подкожно-жировой клетчаткой, так что не получила ни одного проникающего ранения и, соответственно, телесные повреждения врачи отнесли к легким, и теперь судьба девушки полностью зависела от администрации колонии, которая могла и помиловать, а могла и добавить срок отсидки.
Оксана была привлекательной на вид даже в колонистском наряде, мужчины не раз бросали на нее вожделенный взгляд: девушка была свежа и молода, еще не родила детей, здоровье ее не было еще подорвано вредными привычками. Одним из таких воздыхателей был сотрудник колонии, который давно приглядывал за ней и, когда Оксана попалась на преступлении, тот, взамен прекращения дела, предложил ей вступить с ним в интимные отношения. Не столько подчинившись воле «кума»* (работник колонии), а сколько повинуясь зову материнства, во исполнение тайной надежды заиметь ребенка, она согласилась на его предложение. Когда поняла, что забеременела, поделилась хорошей, на ее взгляд, новостью со своим ухажером, но тот не разделил радость своей тайной пассии и предложил сделать аборт и обещал, что все расходы, связанные с этим, он берет на себя. Оксана наотрез отказалась избавляться от ребенка и родила мальчика. Областное начальство организовало служебную проверку «чрезвычайной ситуации по факту забеременения осужденной», отец ребенка был выявлен, и за «неслужебные связи со спецконтингентом» был уволен с работы. В ходе проверки вскрылись и другие факты склонения женщин к сожительству, так что «кум» оказался любвеобильным мужчиной.
Вскоре Оксану освободили условно-досрочно, и она со своим ребенком вернулась в родной город. Сначала жила в общежитии, где устроилась вахтером. Сердобольная комендантша выделила ей комнатку, где она сводила концы с концами, воспитывая своего сына, которого назвала Аркадием в честь того самого «кума» из колонии. Девушка не порвала связь с названными родителями, иногда захаживала к ним, оставляя ребенка под их присмотром, когда была сильно занята решением своих насущных проблем. Ближе к весне она стала планировать в голове, как бы к лету заселиться в свой дом, который сейчас был заморожен. Для того, что привести жилище в более-менее божеский вид нужен был помощник, мужская рука, и Оксана стала подумывать о том, как найти себе вторую половину.
Иногда, когда у нее появлялись деньги или золотое украшение, которое получала за гадание судьбы человека, играла в карты на интерес. На одной такой вечеринке картежников женщина познакомилась с Сорокиным. Молодые стали встречаться, мужчина ушел от жены, восстановил дом и перебрался к своей новой знакомой жить. Она вернулась на завод диспетчером, поскольку знакомые Капитона еще оставались там и помогли девушке устроиться на прежней работе.
Как было сказано выше, Сорокин ранее отбывал наказание за убийство и, когда он узнал, что отец Аркадия был «кумом» в колонии, невзлюбил ребенка и дал совсем еще крохотному человечку обидное прозвище «Вертухай».
Вскоре Оксана родила второго ребенка, которого она, несмотря на уговоры сожителя назвать Гошей, в честь отца, нарекла Володей. Сорокин обиделся и вернулся к своей жене, но часто захаживал к своей сожительнице, в меру сил помогая ей и своему сыну. Старшего же сына Оксаны он не воспринимал, и при любом случае старался поддеть и обидеть.
Так продолжалось несколько лет. Старший сын унаследовал от матери ее страсть к бродяжничеству в детском возрасте, несколько раз без спроса уезжал в город и, вдоволь нагулявшись, шел к бабушке и дедушке, откуда его с боем и с криками мама увозила обратно к себе домой. Младший же сын рос паинькой, к пяти годам знал весь алфавит, умел читать отдельные слова, и мама решила сконцентрировать все свое внимание на нем, чтобы хоть один из сыновей стал образованным человеком. Мальчишка был действительно хорош: все хватал на лету, в меру своего возраста помогал матери в ведении хозяйства, днем мог один оставаться дома, пока старший брат учился в школе, а мама пропадала на работе. Ребенок не признавал в Сорокине отца и, сколько бы тот не пытался, чтобы мальчик назвал его папой, он неизменно обращался к нему, как к дяде Гоше. Однажды Оксана спросила сына: