Барракуда forever

Вот видишь, мы друг за другом присматриваем. Может быть, однажды, поскольку мы соблюдаем осторожность, мы сумеем улизнуть вдвоем — улететь и больше не вернуться. Это я так мечтаю, но на самом деле точно знаю, что он уйдет один, сам, без меня. Раньше я думал, что это невозможно, но теперь уверен, что да. Поэтому, как только он захочет тебя видеть, нужно быть готовой, потому что времени останется мало. Он обрадуется, что ты ему связала свитер. Не сердись, что он тебе не пишет, когда-нибудь я объясню почему.

Целую.

Леонар

Глава 24

Прошло несколько недель.

Во время переменок мы высматривали Наполеона, ждали, когда он выглянет в окно. Он слабо махал нам рукой. Его лицо стало тонким, как лезвие ножа, взгляд беспорядочно метался, словно пламя свечи. Он протягивал к нам руку, сжав кулак, и мы отвечали тем же.

Мы им восхищались.

Он улыбался нам из-за стекла, прозрачного, как время. Пусть даже он оказался взаперти, пусть его империя стала совсем крошечной, он по-прежнему, как и всегда, оставался пиратом, и глаза его горели непокорно, и этого было не изменить.

— Знаешь, он устраивает в коридоре боксерские поединки! И играет в боулинг!

— Ого!

— Он до двух часов ночи тренирует команду клодетт. И…

— И?..

— И он всех достал! Чихал он на любую тюрьму!

— И я тоже! — воскликнул Александр.

— И я тоже!

— Как хорошо! Возьми еще один шарик! На, бери!

Наполеон устроил в заведении такой адский кавардак, что директриса с черным пучком вызвала моих родителей.

— До двух часов ночи “Александрия, Александра” и “Нелюбимый”, выплясывающие клодетты… это уже предел.

— Я вас предупреждал, — заметил отец.

— Подождите, я еще не закончила. Его барракуда, у которой разыгрался аппетит, так что его до утра не унять, — конечно, безобразие, но это еще можно пережить. Я не против фантазии. — Она немного помолчала, сцепила руки и продолжала: — Все было ничего, в рамках допустимого. Но сегодня он перешел все мыслимые границы, и тут уж я не стерпела: нет, нет и еще раз нет! Я люблю стариков, но… Все-таки существуют правила, их надо соблюдать. Какие-то нормы, если хотите.

— Он с правилами не в ладу, это верно, — согласился отец.

Сговорившись с еще пятью крепкими стариками, он запер инструктора по плаванию в раздевалке бассейна.

— Но сначала они стащили у него плавки, — уточнила директриса. — Пришлось беднягу инструктора к психиатру везти. Но это еще цветочки, только начало… Они украли в столовой помидоры… знаете зачем?

Мы с родителями покачали головой.

— Чтобы швырять ими в аккордеониста, который приходит развлекать их по средам. Двадцать лет он так мило нам играл, всем нравилось, но появляется ваш отец, и — бац! — в беднягу летят помидоры.

— Понимаете, аккордеон некоторым действует на нервы, — осторожно заметил отец.

— Теперь им подавай поп-музыку и регги. Чтоб зажигать! Они теперь все требуют комнаты на двоих, постеры Боба Марли и хотят курить марихуану… Нет и еще раз нет. Ваш отец переходит все границы. Ведь это он — предводитель! Гуру! Лидер!

— Ну конечно, император! — пробормотал отец.

— Именно. Его товарищи так и зовут его императором. Или адмиралом в те дни, когда у них бассейн.

Последние страницы своей книги Наполеон заполнял огненными строчками. Меньше чем за месяц он внес в мирную жизнь “дома дружелюбного общения” дух мятежа, счастья, энергии, это было его наследие, о котором будут вспоминать еще много лет после того, как закончится его земной путь.

На следующий день после этого разговора отец, вняв настоятельной просьбе директрисы, решил провести с дедом разъяснительную беседу.

— В додме етом лишкомс номго равил, — обронил Наполеон, — а я не блюлю равила.

— Слишком много правил? — задохнулся отец. — А инструктор по плаванию, с которым ты так ужасно обошелся, тоже навязывал тебе слишком много правил?

— Я повзолил мня деоптирровать не ля того, тобыч в дове рабахтаться.

— Во-первых, повторяю: перестань говорить, что тебя депортировали. Во-вторых, плавание полезно для здоровья. Тебя заставляли делать упражнения для твоего же блага. Ты понимаешь? ДЛЯ ТВО-ЕГО БЛА-ГА!

Наполеон пожал плечами:

— То ты рикчишь? Я не лгухой.

— Я не кричу, а объясняю.

— Он дразражал ня всоими палеордовыми плавками.

— Да при чем здесь вообще эти леопардовые плавки, на кой они тебе сдались?

Лицо деда внезапно осветилось лукавой улыбкой. Он вытянул указательный палец, поманил отца к себе и стал что-то шептать ему на ухо. Отец внимательно слушал, потом в ужасе отпрянул:

— Что ты такое говоришь? Что у него малень… Слушай, папа, что ты несешь? Я и правда никогда тебя не пойму.