Барселона: история города

Упущенное не менее содеянного омрачало облик Барселоны во франкистские годы. В городе не проводилось последовательной политики поддержания и реставрации исторических довоенных зданий. Царила энтропия, выросшая на питательной почве оппортунистических спекуляций и официальной коррупции. Гораздо дороже было превратить дворец XIX века в многоквартирный дом, чем снести и поставить на его месте семиэтажный барак. Через десять лет новый дом будет как картонный, но какая разница? Если новые окраины Барселоны представляли собой хаос, то Эйшампле и старый центр стали превращаться в помойку; одной из самых грязных частей города стал бульвар Рамблас, чья неоклассическая красота совершенно пропала за вывесками кабаков. И здесь политика правительства весьма способствовала беспорядку. Площадь с ближней к морю стороны Рамблас, Пласа Реаль, стала местом обитания наркоманов и проституток, и городской совет это вполне устраивало: сосредоточить отбросы общества, преступные элементы и хиппи в одном месте, чтобы удобнее было присматривать за ними.

Многие представлявшие архитектурную ценность ансамбли периода модернизма были либо разрушены, либо пребывали в полном небрежении, либо были испорчены неумелым «обновлением». Они рассматривались как безнадежно устаревшие и, следовательно, становились легкой добычей дли коммерсантов всех мастей. Разумеется, такое случалось и раньше; самым вопиющим примером со времен республики был снос кафе «Турин» на Пассейч де Грасия, 18, маленького шедевра Гауди, который заменили отвратительной стеклянной «Жойериа Рока» Хосе-Луиса Серта. Но деградация приобретала пугающие размеры, проявилась не только в тоскливых новых постройках, занявших место великолепных старых, но также в общем упадке и отвратительном подновлении старого. Одной из жертв такой политики стала Каса Мила Гауди на Пассейч де Грасия. К началу 1980-х годов она находилась в весьма плачевном состоянии. Фрески на входной двери стерлись до неузнаваемости. Мезонин превратился в зал для игры в бинго, фасад обезобразила неоновая подсветка, прямоугольные металлические рамы закрыли окна на уровне улицы, так как владельцы магазинов не желали тратить деньги на рамы, которые своей формой соответствовали бы форме окон. Здание, помимо всего прочего, было очень грязным — кремово-белый известняк Монтжуика стал темно-коричневым.

А через улицу можно было полюбоваться на пример еще большего вандализма, совершенного наддомом Доменек-и-Монтанера Каса Льео Морера фирмой кожаных предметов роскоши под названием «Леве». Эти изготовители дамских сумочек испортили весь фасад, разрушив скульптуры Эусеби Арнау, а также остальные детали декора, а вместо них вставили зеркальные стекла. Ни один человек, которому хоть сколько-нибудь дорога архитектура, никогда из принципа ничего не купит у этой фирмы.

Было несколько ярких пятен и в La Barcelona grisa, «серой Барселоне», как назвали город Порсиолеса в одной из многочисленных популярных брошюр. В 1960-х годах, когда стали постепенно обновлять дома городских купцов XV и XVI веков на улице Каррер де Монкада, в одном из них был устроен музей Пикассо. Дом — блестящий пример средневековой архитектуры. Музей был создан, чтобы разместить подаренное самим Пикассо огромное количество самых ранних его картин, многие из которых написаны в этом городе. Кроме того, в 1970 году Жоан Миро, самый крупный художник Каталонии с XIX века и до наших дней, основал Фонд Миро, передав ему в дар множество собственных работ, и выделил деньги Хосе-Луису Серту, чтобы тот построил для него помещение на Монтжуике. В то время оба эти маленьких музея «одного человека» казались новшеством. Их появление свидетельствовало о том, что под коркой франкизма зреет новая Барселона.

В эти десятилетия Эйшампле пополнялся от случая к случаю и Старый город тоже. Иначе многое из прошлого было бы потеряно. А так хорошие здания либо просто приходили в упадок, либо оказывались испорчены бесконечными дополнениями, обновлениями, закрыты беспорядочно развешенными уличными знаками, плакатами, неоновой рекламой. Период правления Франко, когда вообще отсутствовали какие-либо нормы градостроительства, принес Эйшампле как городскому плану огромный вред. Его тогдашний архитектор Ильдефонс Серда считал, что плотность строений в перекошенных кварталах не должна быть высокой, на высоту зданий следует ввести ограничения, а посередине каждого квартала оставить открытое пространство для сквера. 1950-е и 1960-е годы привели к полному коллапсу этой утопии, такие правила просто нельзя было заставить соблюдать. Жители Барселоны стали пристраивать чердаки, загораживать входы во дворы, размещать во внутренних «патио» кладовые, гаражи и другие хозяйственные постройки, так что весь центр Эйшампле стал походить на густой, мрачный исполинский улей.