Барселона: история города

Первыми результатами такой экспансии стали рост промышленных свалок и массовое разрушение существовавших зданий, бесконтрольное, за неимением действенных законодательных актов и средств инспекции, призванных его остановить. Затем, чтобы разместить новых рабочих, стали возводить огромные прямоугольные кварталы многоквартирных домов. Их названий не услышит приезжающий в Барселону турист — Торрент Корнал, Ла Педроса, Беллвитж, Ла Гвиненета, Вердум, Сингерлин. (Туристы тем временем, с 1950-х годов, тоже начали посещать Каталонию — по пути на Майорку и на порядком испорченные пляжи Коста-Брава к северу от Барселоны, то есть в первый, «рыбно-картофельный», пояс средиземноморской туристской индустрии, которому, кстати, тоже требовались рабочие руки мигрантов.) Население некоторых близлежащих деревень, таких как, например, Санта-Колома де Граманет, с 1950 по 1970 год увеличилось в семь раз. Здесь можно было сколотить целые состояния на шлакоблоках, дешевой терракоте, электросети, водопроводных трубах. И если вы были в хороших отношениях с местными властями, то могли считать, что состояние у вас в кармане. Как писал Свифт: «И всем, кто строить зачинал, / Богатства бог патроном стал»[8]. Это были испанские кузены grandes ensembles, которые привели к такой нищете и отчуждению французских рабочих того периода. Муравейники, построенные спекулянтами с лицензией от наместников каудильо, спроектированные без подъездных путей, детских площадок, без всякой мысли о какой бы то ни было инфраструктуре и заботы об удобстве жителей, очень часто из плохих материалов, через несколько лет начинали разваливаться. Они служат иллюстрацией того, что, когда речь идет о градостроительстве, нет большой разницы между левыми и правыми: франкистская Испания показала те же результаты, что и брежневская Россия или Франция Помпиду, потому что невнимание и жадность — пороки, свойственные всему человечеству. Сейчас принято винить Порсиолеса и в его лице франкизм во всех недостатках городских построек и коммунальных служб Барселоны периода от окончания войны до 1975 года, будто идеология каудильо обладала какой-то особенной, несвойственной другим политическим системам способностью заставить город деградировать.

А правда заключается в том, что ни капиталистические страны (Англия, Франция, Италия, США или Австралия), ни марксистские режимы (Россия и ее европейские сателлиты) не преуспели в градостроительстве больше, чем Порсиолес. За эти три десятилетия очень мало кто из облеченных властью людей по всему миру, будь то левые, правые или центристы, выступал за разумный подход к городскому планированию и принимал ответственность за исторический облик города и окружающую среду; мало кто рискнул сделать это не только в печати, но даже устно. И намека на заботу о целостности облика города, о планировании больших и малых построек, промышленных и жилых, о том, чтобы сохранить то, что уже имелось, не промелькнуло в речах городских властей до середины 1970-х годов, и Порсиолес, возможно, бьл ничутъ не хуже своих коллег в Лондоне, Нью-Йорке или Риме. В конце концов именно в это время собор Св. Павла закрыли весьма посредственными высотными зданиями, создали таких уродов, как Прюитт-Айгоу в Сент-Луисе, и загородили выход в море из старого города в Сиднее притиснутыми друг к другу небоскребами.

Конечно, приезжий, запертый в ревущем транспортном лабиринте между безликими стенами автотрассы, ведущей на север, в сторону Франции, а названной, назло здравому смыслу, Meridiana («южная», 1971), илии глядящий на варварские надрезы Виа Аугуста и Авингуда Женерал Митре, на эти насечки в духе Османа, которые так испортили верхнюю часть Барселоны XIX века, вряд ли помянет добрым словом Порсиолеса. Но, честно говоря, стоит признать, что тот был, в общем, не хуже своих коллег в других городах, и не представлять его таким уж чудовищем, как это принято сейчас среди bien-pensant[9] дизайнеров Барселоны. Кроме Fundaciy Miry (Фонда Миро) и трех-четырех других построек, большинство зданий Барселоны Порсиолеса безлики, иные просто отвратительно безграмотны, а самое худшее из них, Ажунтамент, — мерзкая коробка из стекла и бетона, стиснутая со всех сторон готическими зданиями Старого города. Но, по крайней мере, Порсиолес не сносил построек Гауди, а в Нью-Йорке разрушили в 1960-х годах здания Маккима и Мида и вокзал Пенсильвания, одно из лучших мест в мире в стиле «бо ар».