Барселона: история города

Эта картина не менее условна, чем другие патриотические образы, которые культивировали в Северной Европе в 1880-е годы, чтобы защититься от стресса, связанного с индустриализацией: валлийская семья, поющая под аккордеон; шотландцы в своих килтах за кашей; швейцарский крестьянин с арбалетом и флюгельгорном. Патриархальные картины распространялись консервативной каталонской прессой, Мане-и-Флакером и воинствующими церковными интеллектуалами вроде Торрас-и-Багеса. Рабочие в них не верили, а каталонисты похитрее, вроде Валенти Альмираля, относились к ним весьма сдержанно. Тем не менее этим клише суждена была долгая жизнь — такая долгая, что отголоски их слышатся в речах президента сегодняшнего консервативного каталонского правительства, Жорди Пуйоля.

Этот миф давал буржуазии возможность унять волнение, вызванное индустриализацией, — волнение не других слоев населения, а свое собственное. Но в идеале миф нуждался в поэте, а не только в пропагандистах: в человеке, который своим творчеством поднял бы его на должную высоту и внедрил в большую европейскую литературу XIX века. Каталонские правые обрели такого человека в лице молодого священника из Вика Жасинта Вердагера, чье творчество пришлось на пик Возрождения и чья жизнь — и ее трагический исход — знаменовали конец этого периода.

Жасинт Вердагер

Жасинт Вердагер родился в деревне Фольгеролес на равниyе Вик в мае 1845 года. Его родители были грамотными земледельцами-издольщиками — большая редкость. Отец правильно писал по-каталански, мать любила читать. Они послали сына учиться ца священника в семинарию Вика, когда ему было всего десять лет: церковная карьера казалась наилучшей возможностью для бедного, но способного деревенского мальчика. В двадцать лет Вердагер уже отличился на «цветочных играх», в двадцать два вместе с другими семинаристами организовал литературное общество в Вике. К 1870 году его стихи стали известны провансальскому поэту Фредерику Мистралю. Они подружились. В тот год Вердагера рукоположили в священники и дали ему деревенский приход. Там у него постепенно развилась болезнь позвоночника, терзавшая его изнурительной лихорадкой. Чтобы дать Вердагеру возможность лечиться, начальство перевело его в Барселону, где в 1874 году его представили Клауди Лопесу-и-Бру, сыну маркиза Комильяса. Эта семья, на членов которой благочестие и литературный дар Вер-дагера произвели огромное впечатление, содействовала ему в получении должности капеллана на судах компании «Трансатлантика». «Два года, — писал он позже, — подобно волану, летающему туда-сюда, я курсировал из Испании на Кубу и с Кубы в Испанию, от одних партий тканей к другим». Всего Вердагер совершил девять путешествий. Это дало ему материал для эпической поэмы «Атлантида».

Сюжет «Атлантиды» противится любым попыткам краткого пересказа. Это повествование, основанное на мифах, населенное массой персонажей-титанов, поэма о первоначальном океане, о затонувшей Атлантиде, о подъеме Европы, о сотворении Пиренеев, об основании Барселоны Геркулесом, о путешествии героя через Атлантику к саду Гесперид на западе, о победе над драконом, охраняющим золотые яблоки, и о многом, многом другом. «Атлантида» — космическое по масштабу повествование, рассказ отшельника, живущего на отдаленном острове, генуэзскому мореплавателю, потерпевшему кораблекрушение. В конце поэмы мореплаватель оказывается не кем иным, как Христофором Колумбом, которого сага о Геркулесе вдохновляет на повторение открытия Геркулеса и на завоевание западных островов. Таким образом, космический порядок, нарушенный утратой Атлантиды, восстанавливается «открытием» Нового Света.

Язык «Атлантиды» богат, звонок, не только эпически величав, но полон лирического чувства, точных подробностей. По силе и увлекающей читателя романтической образности поэма напоминает стихи Виктора Гюго. Есть и напыщенные фрагменты, но описания природных и геологических явлений часто незабываемы. Например, александрийский стих, описывающий стену огня, надвигающуюся с Пиренеев — «зажигающую зимние облака, как паутину»; или вид Тейде, горы вулканического происхождения, поднимающейся из пропасти.

Только Тейде по-прежнему здесь — палец железной руки.

Это напоминание людям: здесь была Атлантида!