Бару Корморан, предательница

— Опасно поминать ее но весне. Рождение жизни и гениальность — братья–близнецы кровохарканья и рака… — Внезапно Тайн Ху наклонилась. — А тут подкармливали мох!

И действительно, мох под ее рукой был густ, зелен и явно складывался в некий зубчатый знак — руну, отпечатанную на камне.

Княгиня напружинилась и окинула поляну пристальным взглядом.

— Это бельтикское искусство, — пробормотала она. — Они приходили сюда.

— Чистокровные бельтики? — Бару недоверчиво склонила голову набок. — Я думала, что их всех…

Что «их всех»? Поймали и приручили? Превратили в служек для фешенебельных ресторанчиков Пактимонта?

— Здесь, на севере, в глубине лесов, до сих пор живут несколько племен. Порой они досаждают нам. А если взбредет им в голову блажь, могут и вовсе озвереть. — Тайн Ху коснулась рукояти меча. — Похоже, мои лесничие совсем распустились, если позволяют им бродить так близко.

Бару заговорила, не сдерживая злости:

— Через два–три поколения фалькрестийцы на Тараноке будут говорить то же самое о чистокровных остатках моего народа. Они будут посылать своих сторожей, чтобы те загоняли бедняг на вершину потухшего вулкана!

— Не горячись. Бельтикский парод продолжает жить в нашей крови. А нынешние лесные племена — просто его бренные следы. Их время прошло. — Тайн Ху смахнула мох с поваленного камня. — Готово. Я их честно предупреждаю.

Может, и тот солдат под Юпорой «честно предупреждал» отца Сальма!

— Стоило зайти речи о крови и бренности, и ты заговорила совсем как Каттлсон.

Тайн Ху застыла. Взгляд ее полоснул Бару, точно нож.

— Кто ты такая, чтобы поминать Каттлсона? — ехидно фыркнула она. — Я не играю в брачные игры.

Бару снова ощутила горькую опустошенность и зияющую пропасть в груди. Ее сердце давным–давно испещряли сотни шрамов, и Бару проглотила презрительную насмешку, позволила ей достичь обнаженных нервов и почувствовала лишь легкий укол.

— И я в эти игры не вступала никогда, — ответила она. — Я не приняла и не приму ничьих ухаживаний — будь то Отсфир, Унузекоме, владыки Зимних Гребней или кто–либо еще. Но я сделала верный выбор для Ордвинна. Я должна думать о своем народе.

— О своем народе? — Голос Тайн Ху сочился кислотой. — Своем?

Бару сглотнула и отвернулась, притворившись, что злость Тайн Ху ей безразлична. Ее кишки скрутило спазмом, но ей стало все равно.

Бесчувственные грубые рубцы никогда не исчезнут, чего уж тут горевать?

— Я не могла отказать, — произнесла Бару, глядя на четкие тени от сосновых стволов и розоватые солнечные лучи. — Ты и сама предупредила меня, что нельзя отказывать такому человеку. Надеюсь, ты этого не забыла. И что мне еще, по–твоему, оставалось делать?

Тайн Ху за ее спиной дала волю раздражению: тяжелое дыхание, шум, удар камня о камень…

— Нужно искать другие условия для союза и не ставить на кон собственную матку. Много лет назад я отказала Отсфиру и все еще владею собственным княжеством. Я сохранила власть. Возможно, моему народу не стало лучше от моего выбора, но…

Бару едва не напомнила Тайн Ху ее же собственные слова: «Я правлю маленьким, бедным и слабым княжеством! У меня нет ни мужа, ни наследников, ни надежных союзов, ни прочных плотин! Мне нечего предложить повелительнице…»

А может, отразить удар Тайн Ху острым вопросом: «Что разумного ты можешь предложить, если твои принципы довели твое княжество до отчаянного положения?»

Хороший ход сразу поставил бы Тайн Ху на место. Но Бару никогда бы так не сказала.

Голос Тайн Ху звучал будто рык. Ярость ее едва не дымилась, скрывая ее движения.

— Заплати, но по–другому. Нет надобности разменивать себя как монету.

Бару зажмурилась.

— Ваша светлость, я пока ничего не обещала.

Неразумное и нежеланное чувство ожило, затрепетало внутри. Бару знала о нем, но до сих пор не сознавалась в этом даже самой себе.

Огромная ошибка. Вторая по значимости за всю ее жизнь.

А может, и первая, если вдуматься.

Тайн Ху встала у Бару за спиной. Ее сапоги, подбитые гвоздями, наверняка высекали искры из валунов.

Голос ее зазвучал, подобно стелющемуся по земле дыму от лесного пожара.

— Что–то гнетет тебя. Я замечала это зимой и теперь вижу снова.

— Княгиня…

Мольба в голосе Бару. Протестующий вороний грай невдалеке.

— Устала воевать? Совестно грабить? Тебе предстоит править волчьей землей, Бару Рыбачка. Каждую зиму мы замораживаем мертворожденных во льду, потому что земля не поддается лопате могильщика. Ты устала от крови и трупов? Да?

— Ваша светлость, прошу вас…

Раздалось шуршание, и сапоги Тайн Ху за спиной отстучали еще два шага. Как жаль, что Бару не могла заткнуть уши — так же, как зажмурила глаза!

— Что за великие тайны точат тебя изнутри, дитя Тараноке? Что за чудовищная правда таится в тебе? Ты предала уже стольких… Какие еще преступления могут пугать тебя?

Рука легла на плечо Бару. Перчатка из оленьей кожи, гладкая — даже сквозь толстую шерсть, замшу, льняную рубашку и собственную кожу Бару.

«Если ты сожмешь пальцы изо всех сил, — подумала Бару, — я рассыплюсь в прах. Не останется ничего. Что я наделала?»